заблуждение, или что того требовало некое Великое Равновесие – отмазка на все случаи, когда другие отмазки не выдерживают критики. Право же, это будет несерьезно для таких почтеннейших и беспристрастнейших.
Благодаря вашей неоценимой помощи Унбарх захватил мои земли и вытеснил меня в Подлунную пустыню. Я понимал, что мне, по всей вероятности, предстоит уйти на ту сторону, и был к этому готов. Не в первый раз. Умру, а потом вернусь, чтобы начать все сначала, в этой игре есть своя прелесть. К тому времени, как я снова достигну дееспособного возраста, отвоеванные у меня города созреют для мятежа.
Я ведь лучший правитель, чем Унбарх. Да, подати, казни, одиозные последствия магических опытов – а где, скажите на милость, этого нет? При всем том же самом я дозволял своим подданным устраивать праздники, ходить в театры и смотреть выступления бродячих артистов (лишь бы меня не честили, а там пусть вытворяют, что хотят), одеваться, кому как вздумается, развлекаться любовными интрижками. А Унбарх в своих владениях все, что можно, позапрещал, а что никак нельзя было запретить – регламентировал до такой степени, что народ всех сословий у него жил, словно в клетках, хотя были те клетки незримые и нематериальные. Благочестие, одним словом, хотя не вижу я в подобных вещах ни чести, ни блага.
В своей стране он насаждал такие нравы из поколения в поколение, но мои люди привыкли к другой жизни. Когда они увидят, что налогов меньше не стало, а прежние удовольствия недоступны – начнется брожение умов, и меня встретят не как «Тейзурга-от-которого-хорошо-бы-избавиться», а как героя- освободителя.
Забегая вперед, скажу, что сей расчет оправдался, и результат превзошел самые смелые ожидания. Да вы, впрочем, и сами об этом знаете. Грустно… Я бы предпочел более скромный результат и живого Хальнора. Или, точнее, Хальнора-человека, а не Хальнора – болотного кота, утратившего разум и память.
Вашими стараниями, почтеннейшие и беспристрастнейшие, я оказался заперт в Марнейе. Уму непостижимо, около сотни высших магов Сонхи, отринув свои склоки, объединили усилия в помощь Унбарху – и ради чего? Чтобы очутиться вместе со всем миром Сонхи в нынешней
Примечание на полях:
«Марнейя не представляла собой ничего из ряда вон выходящего. Скучный глинобитный городишко в оазисе, примитивное земледелие, завалящее скотоводство, несколько тысяч жителей. Единственная достопримечательность – мой дворец, окруженный великолепной двойной колоннадой. Построили его демоны, хотя зодчим был человек – знаменитый Аклаху Сеор-Нан-Татрому из Халцедоновой Нанги, которой давно уже нет на свете.
Надо заметить, для Марнейи я был добрым правителем, так что местные жители меня любили и даже боготворили. Никаких податей, все равно с них нечего взять. Если случался неурожай или погибал скот, я отправлял туда караваны с продовольствием, так как мне было совсем не нужно, чтобы городишко вымер. Все, что требовалось от марнейцев – это чтобы они мне прислуживали, когда я туда наведываюсь, да в мое отсутствие сметали песок и соскребали птичий помет с дворцовых ступеней.
И не творилось в этой дыре никакого «распутства, от коего окрестные пески содрогались», это уже плод нездоровой фантазии Унбарха. Вернее сказать, мало ли, что там происходило, у меня во дворце, местных жителей оно не касалось. Ну, разве что они по собственному почину завели обычай приводить ко мне девушек, созревших для замужества, чтобы я лишал их невинности. Это, кстати, всем чрезвычайно нравилось, недовольных не было.
– А тут он дело сказал, – одобрительно заметила Лиум. – Только все равно не к месту вылез. Лучше б свои свитки написал, чем у Тейзурга-то черкаться, тогда б, глядишь, и не помер. Ну, читай дальше.
– Может, сделаем перерыв и сходим в трапезную? – предложил Гаян.
– И то верно.
«Итак, я приготовился к обороне до разумных пределов и очередному уходу. Пояснение для тех, кто не принадлежит к числу моих малоуважаемых беспристрастнейших коллег: уход с помощью «клинка жизни» – это не самоубийство, хотя с точки зрения неискушенного наблюдателя разницы никакой. Это, скорее, можно сравнить с тем, как змея сбрасывает старую кожу или, если угодно, человек ради спасения срывает с себя загоревшийся плащ. Такой уход из физической оболочки позволяет сохранить ясный ум, здравую память и полную магическую дееспособность (при условии, что вам есть что сохранять). Несколько важных моментов. Любое оружие для этого не сойдет, нужен «клинок жизни» – ритуальный нож, особым образом заклятый. Бить надо точно в сердце или в печень, первое предпочтительнее. В момент удара не следует находиться в угнетенном состоянии, предаваться отчаянию или страху, чувствовать себя безнадежно проигравшим и т. п., иначе есть риск, что все пойдет насмарку. Я не раз пользовался этим способом, когда меня загоняли в угол, и в то же время для меня не секрет, что далеко не каждый из почтеннейших и беспристрастнейших на это способен. Тех же простых смертных, кто читает мои записи ради того, чтобы узнать правду о марнейской драме, на всякий случай предостерегаю: не пытайтесь это проделать, у вас не получится. Бесспорно, бывают ситуации, когда самоубийство – наиболее достойный или наименее болезненный выход из западни, но это будет всего-навсего смерть, а не уход высшего мага по тропе, начертанной «клинком жизни».
Осада длилась около месяца, Унбарх со своими адептами денно и нощно подтачивал мою защиту. Их было много, и они сменяли друг друга, а я один, и мне же надо было хоть изредка отдыхать! Незримые слои моих оборонительных заклятий постепенно истончались и слабели. Я смотрел на это философски: заставлю ораву унбарховых муравьев измотаться до полного одурения, в последний момент так или иначе ускользну, а потом вернусь и отыграюсь.
Солнце уже село, когда сторожевые заклятия сообщили о приближении чужака. Одного. В «плаще доброй воли». Потом с ворот прибежал стражник – свирепый и простоватый сын пустыни, вооруженный бронзовым фамильным мечом, искренне убежденный, что он охраняет своего господина, то есть меня, и от его усердия есть какой-то прок. Сообщил, что у ворот стоит человек, с головы до пят закутанный в черное, требует встречи со мной. Предполагая, что это либо парламентер почтеннейших и беспристрастнейших, надумавших предложить мне сомнительную сделку, либо провинившийся унбархов адепт, которого послали сюда в наказание, чтобы он исторг два-три заурядных оскорбления и был испепелен на месте, я пошел к воротам. Какое-никакое, а развлечение.
Остывающая пустыня дремотно шептала что-то неразборчивое, ей бы уснуть под звездным небом, но мои магические огоньки, плавающие вокруг оазиса, превращали ее сон в зыбкий разноцветный бред. Для стражников, наблюдавших за местностью с крепостной стены, это была всего лишь красивая иллюминация, но каждый, кто придет извне, при виде этого пляшущего мерцания почувствует смятение, головокружение и тошноту и вскорости начнет с воем кататься по песку, не в силах этого вытерпеть.
Ночной гость на мои шарики не смотрел. Он и впрямь наглухо укутался в покрывало из тяжелой черной материи и обходился, как я понял, магическим зрением. Это укрепило меня в мысли, что явился один из вас – представитель фракции, не поладившей с остальными и решившей сыграть в отдельную игру.
Я молчал, предоставив ему возможность сделать первый ход, но был начеку. «Плащ доброй воли» – настоящий, на фальшивку я бы не повелся – не позволит ему предпринять никакой агрессии, но, если имеешь дело с сильным магом, ни в чем нельзя быть уверенным до конца. Сколько раз я сам разносил вдребезги ваши представления о возможном и невозможном – уж об этом здесь промолчу.
– Ты Тейзург? – Его голос, приглушенный плотной тканью, показался мне напряженным. – Мне надо с тобой поговорить.
