Ольга Михайловна Орлова
ГАЗДАНОВ
ГАЙТО ГАЗДАНОВ: МИФЫ И ПАРАЛЛЕЛИ
«Газданов Гайто (Георгий Иванович, род. 1903) — писатель-романист» — вот все, что можно было узнать о Газданове в 1967 году, когда его имя впервые появилось в советской печати.
От этого крайне лаконичного комментария к девятому тому Собрания сочинений Ивана Алексеевича Бунина до выхода в Москве в 1996 году Собрания сочинений самого Гайто Газданова прошло почти тридцать лет. Между этими двумя событиями к имени писателя, помимо даты рождения, добавилась дата смерти — 1971 год, а также десятки статей и несколько книг о его творчестве.
И одно обстоятельство неизменно обращает на себя внимание — большинство исследователей отмечают Газданова как писателя странного, до сих пор неразгаданного. Место его в литературе XX столетия остается неопределенным. И его книги, и его судьба несут на себе отпечаток целой эпохи, но газдановское осмысление этой эпохи выделяет его на фоне современников как фигуру особую, ни с каким лагерем или течением несоотносимую. События, которые встречаются в биографии многих писателей первой русской эмиграции — Гражданская война, отъезд в Константинополь, нищая жизнь в Париже, литературные баталии на Монпарнасе, трагедия оккупации, — в судьбе Газданова оказываются высвеченными с непривычной стороны, что породило вокруг его личности множество мифов.
Он написал восемь блестящих романов, более сорока рассказов, но, подобно Грибоедову, остался в истории литературы автором одного бессмертного произведения — «Вечер у Клэр».
Критика эмиграции нарекла Гайто Газданова «русским Прустом», выделяя его как наиболее удачный пример интеграции в европейскую культуру. Но сам Газданов всю жизнь считал себя исключительно русским писателем во всех смыслах этого слова.
Осетин по происхождению, он не знал осетинского языка и помнил Кавказ лишь по летним поездкам туда в детстве. Однако ни характер, ни мировоззрение писателя, ни образность газдановских произведений непостижимы без понимания его осетинских корней.
Из пятидесяти лет, прожитых за границей, он работал ночным таксистом ровно столько же, сколько сотрудником радио «Свобода», однако в памяти современников остался как «писатель-шофер».
Он не любил насилия и не был отмечен наградами ни в одном боевом сражении, но эпитет «героический» неизменно сопровождал его имя и не был оспорен даже недоброжелателями.
Все, кто знал Газданова лично, не забывали отметить его исключительную тягу к здоровому образу жизни, называя трезвенником и спортсменом. Фотография, где Газданов уже в преклонном возрасте стоит на руках, осталась своеобразной визитной карточкой писателя. Однако при этом Гайто Газданов был страстным курильщиком и никогда не пытался расстаться с дурной привычкой, которая и свела его в могилу, — шестидесяти девяти лет он умер от рака легких.
Уже в этом весьма поверхностном перечне противоречий, связанных с именем Газданова, постепенно выявляется тема «видимого» и «сущего», которая отразилась и в его судьбе, и в его прозе.
Автор настоящей книги не ставил перед собой задачу снять эти противоречия и не стремился поддерживать интригующие парадоксы жизни и творчества писателя. Скорее пытался как можно полнее представить характер и судьбу героя на фоне картин его эпохи, в то же время понимая, что подобное намерение выполнимо лишь отчасти. На то есть несколько причин. Главная из них та, что Гайто Газданов не вел дневников, не оставил воспоминаний, и ни один из современников не посвятил в своих мемуарах его личности хоть сколько-нибудь полный раздел. Не было возможности обратиться за помощью к друзьям и близким Газданова – почти никого из них не осталось в живых. Единственная монография, с которой началось исследование творчества Газданова и в которой обозначены его самые главные жизненные вехи, была написана американским славистом Ласло Диенешем двадцать лет назад. Но с тех пор в поле зрения российских исследователей попало множество новых фактов, приоткрывающих неведомые страницы жизни писателя. Стала доступна часть документов из литературного и личного архива Гаэданова. Нельзя сказать, что они заполняют все белые пятна в биографии нашего героя, но существенно дополняют его жизнеописание.
У каждого писателя своя судьба, и наиболее верным представлялось следовать путем нашего героя. Он очень медленно, в течение десятилетий, расставался с мыслями о родине; он покидал ее поэтапно, прощаясь с матерью в Харькове, с родной землей — в Крыму, с первой любовью — в «Вечере у Клэр», с воспоминаниями о Гражданской войне — в «Призраке Александра Вольфа».
И так же постепенно и негромко происходит возвращение Гайто Газданова домой. Данная книга — всего лишь шаг в этом пути. Однако и он стал бы невозможен, если бы не поддержка тех, кто поделился сведениями и помог советами. Автор выражает огромную признательность Ольге Абациевой (Париж), Руслану Бзарову (Владикавказ), Владимиру Березину (Москва), Ренэ Герра (Париж), Александру Горюнову (Париж), Лоре Джанаевой (Париж), Тамерлану Камболову (Владикавказ), Людмилу Кацаркову (Лос- Анджелес), Андрею Корлякову (Париж), Асланбеку Мзокову (Владикавказ), Юрию Нечипоренко (Москва), Дмитрию Орлову (Москва), Валерию Прийменко (Париж), Егору Резникову (Париж), Фатиме Салказановой (Париж), Татьяне Солюс (Москва), Алексею Сосинскому (Москва), Владимиру Соскиеву (Москва), Ладе Сыроватко (Калининград), Александру Тотоонову (Москва), Сергею Федякину (Москва), Татьяне Фремель (Москва).
Автор также благодарит за содействие сотрудников Хотонской библиотеки (Гарвард, США), Библиотеки университета Нантера (Франция), Дома-музея Марины Цветаевой (Москва) и Библиотеки-фонда «Русское Зарубежье» (Москва).
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
РОЖДЕНИЕ
1903-1929
СЕМЕЙНЫЙ АЛЬБОМ
Гайто Газданов. Вечер у Клэр
«Я родился на севере, ранним ноябрьским утром. Много раз потом я представлял себе слабеющую тьму петербургской улицы, и зимний туман, и ощущение необычайной свежести, которая входила в комнату, как только открывалось окно», — писал Газданов в рассказе «Третья жизнь».
Так все и было. Ноябрьское утро — двадцать третьего дня по старому стилю. Петербургская улица — дом стоял на Кабинетской. Зимний туман висел за окном. Можно ли представить, чтобы в Петербурге в это время года на рассвете не было тумана? Гайто этого не допускал. Вообразить себе рассвет в северном