в классе, этого все равно было бы мало, чтобы справиться с таким трудным делом.
Дни шли, времени оставалось все меньше, а Рая продолжала мучиться над чертежами.
Александра Михайловна уехала на съезд в Москву, оставив старшей в доме Шуру, и поручила ей смотреть за младшими девочками.
Сестры отдыхали и развлекались. Они всякий раз звали Раю с собой в лес или на речку, но Рая упорно отказывалась. Откровенно говоря, она уже готова была признать себя побежденной, но сдаваться не хотела. Честное поражение было бы все же лучше позорной сдачи без боя. Она брала себя в руки, продолжала работу над чертежами, решив сделать их, как бы медленно они ни подвигались.
— Это твоя книжка? — спросила однажды Шура, доставая что-то из-за шкафа.
— Какая книжка? — отозвалась, не поднимая головы, сидевшая над чертежами Рая.
— А вот эта: «Учебник технического черчения», — прочитала Шура.
— Учебник черчения? — бросилась к сестре Рая. — Правда, «Учебник технического черчения». Он мне сейчас нужней всего свете. Но, к сожалению, это не мой!
— Чей же тогда? Не мой же — мы в школе такого не проходили. Разве что Женин? — засмеялась Шура и отдала книжку Рае. — Пусть лучше будет твой, все равно отдавать его некому.
Сестры решили, что учебник остался здесь от бывших жильцов или был случайно забыт кем-либо у Горских, и Рая со спокойной совестью взялась за его изучение. Она таскала его с собой на реку и в лес, не расставаясь с ним ни на минуту.
Учебник ей очень помог, и она жалела, что не додумалась достать его раньше.
Рая сразу приободрилась. Нет, неизвестно еще, кто победит. Во всяком случае, она доведет борьбу до конца и обещание свое выполнит.
Теперь Раю еще беспокоил злополучный передаточный механизм, с которым у нее уже было столько возни. Он получился все-таки не совсем удачным. Жаль, что тогда в институте она не успела хорошенько рассмотреть, как делают этот механизм американцы. Это бы ей очень пригодилось.
А сейчас для такого серьезного дела, как переделка передаточного механизма, у нее времени не оставалось. Было уже восемнадцатое июня. Послезавтра, в двенадцать часов дня, наступал срок сдачи чертежей. Единственное, что Рая успела, — это сделать набросок противовесов, которые должны были помогать подниматься отягощенным грязью боронам. На эту мысль Раю натолкнул Мишка Гольфштрем, рассказавший ей об удивительных подъемных кранах, которые с помощью противовесов могут поднимать целый пароход сразу.
Рая сказала Мишке, что он ей мешает работать, и тут же выставила вон увлеченного навигатора. Однако его рассказом воспользовалась и изобразила противовесы наверху одного из листов с чертежами.
Это был только набросок, представленный на усмотрение завода. В основных чертежах она противовесов не предусмотрела, так как сама еще не знала толком, насколько полезными они окажутся, а обдумать это как следует времени уже не было.
8. Архимед в гостях у сестер Горских
Александра Михайловна приехала из Москвы утром, как раз накануне дня сдачи чертежей. Она очень торопилась: ей сразу же нужно было ехать в город на какое-то заседание. Из-за этого она не успела даже как следует поговорить с дочерьми и отложила на вечер раздачу подарков, привезенных из Москвы каждой из девочек. Одна только Женя сразу получила свой пакет с игрушками, который был у матери в руках.
А Рая даже не спросила у матери, что та ей привезла. Разговор между ними был совсем короткий.
— Что, все сидишь над своей геометрией? — поинтересовалась Александра Михайловна и, прищурив лукаво блеснувшие глаза, посмотрела на чертежи машины, лежавшие на столе.
— Да, и над геометрией тоже, — поспешила перевести разговор смущенная Рая. — Так ты, мама, приезжай из города поскорей. Мы по тебе соскучились и хотим, чтобы ты рассказала обо всем, что видела в Москве. Не задерживайся, мы не заснем, пока ты не приедешь!
Шура и Лена пошли провожать Александру Михайловну на станцию, а Рая, которой теперь была дорога каждая минута, осталась дома с маленькой Женей.
Рая тотчас снова уселась за свои чертежи. Около нее на полу расположилась со своими игрушками — старыми и новыми — Женя.
Рая спешила. Чертежи были почти готовы. Теперь она работала над последним листом, на котором была изображена вся машина в целом. Оставалось закончить этот лист, и можно было нести чертежи в институт.
Правда, для порядка не мешало бы еще перечертить второй вариант передаточного механизма, который она показала только намеком. Но на это уже не оставалось времени: чертежи нужно было сдать завтра — двадцатого июня, точно в двенадцать часов дня. Все же Рая решила попытаться сделать это вечером или завтра рано утром, когда все еще будут спать.
Прошло два часа. По примеру старшей сестры маленькая Женя тоже решила взяться за черчение. Она разложила на полу большой лист оберточной бумаги и рассадила вокруг него своих кукол, плюшевых мишек, зайцев, кур и петрушек, а сама взяла красный карандаш и начала торжественно выводить большие круги.
— Посмотрите, как я черчу! — обратилась Женя к своим куклам и зверям, наблюдавшим за ее работой. — Посмотрите, я тоже делаю машину, я тоже изобретательница!
«Ну, наконец-то! — облегченно вздохнула Рая, глядя на законченный большой чертеж своей машины, той самой машины для боронования, которой было отдано столько сил и времени. — Готово! — счастливо потянулась она. — Теперь можно и погулять, а прежде всего выкупаться. Завтра ровно в двенадцать чертежи будут уже в институте. Пусть там увидят, на что она способна. Пусть знают! Пусть, пусть!..» запрыгала Рая по комнате.
— Ну, Женя, пошли на реку? — обратилась она к сестре, закончив свой победный танец и положив чертежи в портфель.
— Не мешай мне, пожалуйста! Я делаю машину, и мне некогда с тобой разговаривать, — ответила серьезно Женя, вошедшая в свою роль изобретательницы.
— Хорошо, хорошо! — рассмеялась Рая. — Оставайся здесь. Шура и Лена там, во дворе, — добавила она, выглянув в окно и увидев сестер, разговаривавших с Валей.
Во дворе беседа шла о Дворце пионеров, который неотразимо влек к себе каждого из ребят в возрасте от пяти до семнадцати лет.
— Там и юные натуралисты есть, — мечтательно говорила Лена. — У них там, говорят, целый зверинец. Я бы пошла туда с нашим Эдуардом. Он уж большой, ему уже лет десять, он умеет себя вести и ничего не боится.
Лена по-своему определяла возраст животных, не так, как все — со дня их рождения. Она устанавливала возраст животных применительно к человеческому. Таким образом, поросенок Эдуард отвечал по своему возрасту десятилетнему мальчику. Гусю Тюльпану было уже тридцать лет, а ящерице Майе, которую он съел, — все сорок, хотя ящерица появилась на свет по крайней мере на год позже гуся.
Все уже привыкли к этому, и никто не был удивлен десятилетним поросенком. Разговор продолжался.
— А я бы училась там музыке. Ведь рояля у нас пока еще нет, — вздохнула Шура. — Там много музыкальных студий.
— А на заседания клуба юных исследователей Арктики, говорят, привозят живого тюленя. Такой молоденький — лет пятнадцати — и очень симпатичный! Он совсем ручной, я видела его в зоопарке, — добавила Лена.
— Это, конечно, все так. Но у нас в Ленинграде еще лучше… — начал было Валя.
— Ура! Кончила чертежи! — прервала Валю счастливая Рая, спешившая поделиться своей радостью с
