заработало семейство Тетчер за торговлю оружием, каковы реальные отношения Бушей с Бин Ладенами, сколько заплатил Прескотт Буш, дедушка Дж. Буша — Адольфу Гитлеру, где и на что живет Сосковец, каково состояние Сечина и Тимченко, за что сидел Усманов и каковы его связи с партнером Скочем, лидером солнцевской ОПГ, и сколько от денег солнцевской ОПГ было передано через структуры Усманова в Коммерсант, где и как отмываются деньги Березовского, почему ставленник Березовского, (бывший) глава холдинга Коммерсант Кудрявцев, не разделил судьбу беглого шефа, сколько украл глава Росатома Кириенко (он же оппозиционный правый лидер, он же банкир, он же премьер-министр, он же киндерсюрприз), кто платил Пусси, сколько забашлял Каддафи на выборы Саркози, как переводили взятки Касянову (говорили, что через африканские банки), и т. д. и т. д и т. д — мы вообще не знаем ничего про них. И неохота знать, противно. Пес с ними, со всей этой компанией, они люди несимпатичные и пустые.
Но эти тайны и эти интриги — фундамент открытого общества. Другого фундамента нет. Это основа нашего капиталистического сознания. Ничего иного в головах у лидеров общества нет — только явки и пароли, тайны вкладов и шифры сейфов.
Идеями Грамши и Ганди никто не озабочен — озабочены правом на личную корпоративную тайну. Вот, сегодня предложили еще несколько проектов ООО для понимания необходимости строить открытое общество.
И вот автор приватизации, мастер надковерной интриги Чубайс заявляет, что эпоха стабильности закончилась. И ведь план какой-то имеется. Даже наверняка имеется. Было бы странно в мире, который трещит по швам, затевать возню в большой стране, не имея вовсе никакой программы. Правды мы не узнаем никогда, как говаривал пятнистый. Но предполагать-то можем.
Александр Исаевич, ау!
Гвельфы и гибеллины сегодня. Набросок европейской истории (27.09.2012)
«В Европе светская власть отделена от церкви» — это один из штампов идеологической борьбы. Когда произносят эту фразу, относят ее по ведомству «прав человека» — в сознании завистливого русского интеллигента данный факт расположен рядом с судом присяжных, с пособием по безработице и правом на демонстрации. Церковь отделена от государства — отчего-то представляется, что это прогрессивное решение было принято во имя прав и достоинств гражданина. Сами не знаем, что бы еще такое лакомое рассмотреть в тарелке у соседа — и в толк не возьмем, что там может оказаться нечто не съедобное. В данном случае, завидуем тому, что ввергло Европу в непрестанную войну.
Массовое и регулярное смертоубийство в европейской истории именно связано с тем фактом, что светская власть и власть церкви были разнесены и соперничали. И в топку этого пылкого соперничества регулярно загружали миллионы.
Собственно говоря, вся до сих пор бывшая история Европы (вся, как она есть) — это попытка объединения земель — и немедленный распад этих земель, затем новая попытка объединения — и следующий распад, и так продолжается на протяжении полутора тысячелетий.
Объединение распавшейся империи Карла Великого осуществлялось на основании двух несовместимых принципов: власти Папы Римского — или власти кайзера, императора Священной Римской империи (то есть, Европы от Балтийского до Средиземного моря).
Генрих Птицелов, Оттон Великий Саксонский, Фридрих Барбаросса прилагали усилия, сопоставимые с сизифовыми — чтобы втащить камень империи на сияющую римскую высоту — иногда им даже удавалось. Это действительно был сизифов труд, поскольку разделенные между Каролингами земли (Лотар Хлодвиг и Карл получили территории, примерно соответствующие Германии, Франции, Италии) плодили наследников, наследники плодили амбиции и верных графов, курфюрсты получали права на избрание нового короля — и так без конца. Стоило утвердиться империи — и обиженные сыновья Людовика Благочестивого начинали войну, или Лотар оказывался недоволен своей долей, и так далее. Салические, саксонские, франконские и габсбурские династии силились преодолеть эту закономерность, но едва им удавалось воцариться на вершине и соорудить подобие порядка, как камень империи вырывался из рук, катился вниз, разбивался в пыль.
Безвластие в Европе в Средние века — это ежедневный кошмар крестьянина, горожанина и ремесленника: жизнь и смерть вовсе непредсказуемы — объединение может произойти по самому неожиданному сценарию.
Сегодняшний жулик, выдумывающий акции несуществующего рудника, строящий финансовые пирамиды без обеспечения, — он, в сущности, наследник тех европейских феодалов, что сочиняли свои права на власть над тем или иным пространством. А населено пространство было живыми людьми, которых использовали в качестве щитов или мечей.
Требовалась единая власть, общий порядок — дать его мог престол Петра, находившийся в Риме, или германский император (он именовался тогда римским императором, хотя трон мог быть в Аахене или Регенсбуге). Парадокс ситуации заключался в том, что короноваться императором Священной Римской империи король мог лишь в Риме у папы римского, а Папа Римский нуждался лишь в верных императорах. Императоры прибегали к помощи епископов, которые порой избирали анти-папу, а Папа использовал вражду династий, чтобы поощрять верных королей. Таким образов дважды возникали ситуации с двойным папством, причем у каждого папы было по своему императору для Европы. Это четырехвластие ничем не было хорошо — оно оборачивалось стовластием немедленно — фавориты-бароны и пфальцграфы забирали себе, по выражению Ельцина, «столько, сколько могли унести».
В конце концов, сложилась ситуация постоянной конфронтации папистов и имперцев, описанная враждой гвельфов и гибеллинов, то есть, произнося правильно, Вельфов и Вайблунгов (это германсикие слова: Вайблунг — замок Гогенштауфенов, Вельфы — семейство королей).
Вражда гвельфов (папистов) и гибеллинов (имперцев) — есть основной вопрос всей европейской истории, это ее хребет — все остальное происходило вокруг нее и всвязи с ней. Папская власть (длившаяся, по причине длины человеческой жизни недолго, и не передаваемая по наследству) предпочитала опираться на многих равных (равноудаленных, сказали бы сейчас) герцогов и королей, на федеративный принцип европейской власти. Папству выгодно было поддерживать союзы многих, а не власть одного сильного, поддерживать недолговечные республики, предавая их, разумеется, когда того требовал договор с тем или иным королем. Императору, который передавал власть по наследству, требовалась стабильность и отсутствие конкурентов.
Сочетание имперской и папской власти (эпизоды случались: Фридрих Барбаросса и Андриан IV, например) никогда не было — и не могло быть — долговечным.
Гвельфы и гибеллины таким образом олицетворяли два радикальных принципа устройства Европы — центробежный и центростремительный, республиканский и имперский.
Европейская история напоминает известную загадку о волке, козле и капусте — которых надо в целости перевезти на другой берег реки, а в лодке помещается только двое.
Если волк — это империя, а козел — церковь, то народ представлял всегда капусту — котрую или козел съест, или волк порвет, или она просто сгниет.
Фактически Европа — это одна большая Германия, все великие династии — германские (Первая мировая — война кузенов); но титульная претензия Европы — разумеется, Рим. Римская история как в коде ДНК содержит в себе все последующее развитие европейкой идеи и ее возможные толкования; идея эта, если сказать очень коротко, вечное соревнование между Римской Республикой и Римской империей. Соревнование это, опрокинутое в века, стало вечной европейской интригой.
Можно, конечно, определить данное соревнование как независимость церкви от государства — но это будет очень локальное определение. Церковь с веками теряла позиции, общество становилось секуляризованным, имперские германские земли сделались в основном протестантскими, а впоследствии в политическую игру вступил социализм — но смысл противоречия сохранился. Гвельфы и гибеллины олицетворяли вечное онтологическое соперничество двух принципов удержания европейской власти.
Бисмарк (а за ним и Гитлер) выступили как классические германские императоры, хрестоматийные гибеллины, соединяющие земли под властью кайзерской короны; Гитлер никогда и не скрывал того, что он
