— Я это сказал?
И Лаура сдалась. А еще через минуту Бруно пробормотал, что ему нужно идти. Он поднялся и направился к двери.
Из кухни раздался победный клич:
— Бруно! Кто сказал, что кесарю кесарево?
Дверь распахнулась, и появился Томмазо. Двумя руками он держал над головой салатницу, как будто это был кубок победителя.
— Puntarelle аl'acciuga по рецепту Томмазо, — провозгласил он и остолбенел. — Ой, Лаура Я не слышал, как ты вошла.
— Меня впустил Бруно.
— Он еще здесь?
— Нет, ушел.
— А, ну хорошо, — И тут Томмазо понял, что все еще держит в руках салатницу, — Очень сложный салат, — объяснил он. — Сначала нужно тонко порезать цикорий. Потом анчоусы, тоже нашинковать. Соль, перец, масло… Приготовить его правильно — целое дело.
— На словах не очень-то сложно. Не сравнить с другими блюдами, которые ты для меня готовил.
Лицо Томмазо сделалось серьезным.
— Видишь ли, в кулинарии самыми трудными всегда бывают простые вещи. Настоящий дзен.
— Ты говоришь как Бруно.
— Бруно? Да, я зову его философом от кулинарии. Конечно, он не очень много об этом знает, — быстро добавил Томмазо, — Понахватался отовсюду. Крошки со стола мэтра.
— А мэтр не собирается меня поцеловать?
Томмазо поставил салатницу на стол и поцеловал Лауру в приоткрытый рот, потом в шею, в подбородок, в глаза и в остальные части лица.
— Слушай, ну его, этот ужин, — прошептал он ей на ухо и легонько прикусил ей мочку, — Может, сразу в постель?
— Ты шутишь? — выдохнула Лаура. — Запах просто восхитителен.
— Мы можем поесть потом.
— Нет, я хочу посмотреть, что ты для меня приготовил.
— Подождет.
Пальцы Томмазо уже возились с пуговицами на ее одежде. Лаура почувствовала, что брюки стали свободнее, потому что Томмазо их расстегнул. Почти сразу он справился и с бюстгальтером. Некоторое время она колебалась, потом все-таки отстранила его.
— Я так хочу. Ну пожалуйста, Томмазо.
Он подчинился неизбежному и пожал плечами.
— Ладно. Сначала еда, а потом сразу в постель.
На какую-то долю секунды Лаура разозлилась. Не то чтобы она не хотела ложиться с ним в постель, просто ей была неприятна его уверенность в себе и то, что еда становится прелюдией ко всему остальному. Она уже открыла рот, чтобы это сказать, но передумала. Несмотря на все свое несомненное очарование, Томмазо явно не понимал, что ее тело и организм работают по сложным и весьма противоречивым законам. Впрочем, она не была уверена в том, что сама понимает эти законы.
Когда они сели за стол, Лаура решила, что все не так просто. Человек, приготовивший такую antipasto — превративший долгие часы работы в хрустящее, легкое тесто с мягкими, тающими во рту кусочками мяса или хрустящими ломтиками фруктов, каждый из которых обладал своим ароматом, подобно разным инструментам в оркестре, — такой человек наверняка был глубок и сложен, даже если и скрывал это от окружающих.
— Это как счастливое неведение, — вздохнула довольная Лаура, — Понятия не имею, что именно кладу в рот.
— Потом расскажу.
Лаура обиженно надула губки.
— Бруно уже сказал мне, что здесь есть мозги.
— Ты их раньше ела?
— Один раз. Дома, в итальянском ресторане. Они были ужасны, не то что эти, — она наколола на вилку очередной кусочек fritto misto. — А это? Что это такое?
— Поджелудочная железа. И кусочек тимуса.
— Что такое тимус?
Томмазо не имел об этом ни малейшего понятия.
— Часть тима, который находится внутри животного, вот здесь. — Он обеими руками ткнул себя в грудь, получилось неопределенно.
— Во всяком случае, это очень вкусно. А это?
— Я думаю, это testiculo d' abbacchio. Баранье… ну, яйцо.
— Яйцо? Что ж, попробуем, — Лаура положила в рот кусочек. Томмазо слышал, как ее острые передние зубы жуют мясо. — М-м-м… Как хрустит… Я и не думала…
— Да, — тихо подтвердил Томмазо. — Я не был уверен, что тебе понравится.
— Это волшебно, — уверяла Лаура, — нежное и в то же время долго жуется. Здесь еще есть? — Она принялась копаться вилкой в салатнице.
Томмазо отложил свою вилку. Он вдруг почувствовал, что чертовски голоден.
— Наверняка есть. Ты угощайся, а я принесу пасту.
Как и большинство римлян, Томмазо с детства был приучен есть потроха и именно по этой причине никогда о них не задумывался. Мама просто клала их в его тарелку, а он ел и не рассуждал. Его не интересовало происхождение тех блюд, которые ему подавали. Теперь же, благодаря интересу Лауры, он впервые стал размышлять на эту тему, и в результате его затошнило.
Лаура ела все, что Томмазо поставил на стол. Более того, она хотела знать, что именно она ест, от какой части туши отрезано, какую роль в организме играет и как это блюдо приготовлено.
— Все-таки это нелогично, — говорила Лаура. — Почему люди с удовольствием едят баранью вырезку и воротят нос от яичек или почек? Барану-то все равно. Если уж на то пошло, ему даже лучше, чтобы съели яичко или почку. Без одного яичка или без одной почки можно жить, а если ты решил разделать его грудную клетку, тут уж у барана нет никаких шансов. — Она положила себе на тарелку еще немного rigatoni alia pajata — Почему ты не ешь? Pajate такая нежная.
Томмазо успокаивал себя тем, что Бруно по крайней мере удалось добиться того, чтобы Лаура полностью расслабилась. То, что планируется после обеда, должно быть великолепно.
Наконец перешли к клубнике, сладость которой подчеркивалась острым уксусом и букетом из сильных ароматов. Каждый раз, кладя в рот очередную ягодку, Лаура со стоном восклицала:
— О-о! Какая вкуснотища!
Томмазо скромно улыбался и пожимал плечами. «Со мной она так не стонет, — ревниво думал он, — только когда ест стряпню Бруно». Он гнал от себя эти мысли. Ведь это именно он, Томмазо, сейчас ляжет с ней в постель. Что с того, если перед этим она получит удовольствие от готовки Бруно?
— Пойду сварю кофе, — сказал он.
Когда он вернулся из кухни с кофейником и двумя маленькими чашками, Лаура уже погасила свет и лежала на полу, привалившись спиной к дивану. Она сбросила туфли и призывно улыбалась Томмазо. Вот это совсем другое дело, подумал он, наполнил чашки и сел рядом с Лаурой. Она одобрительно принюхалась.
— Интересно. Что это за сорт?
— Kopi luwak. — Томмазо попытался вспомнить, что говорил по этому поводу Бруно — Индонезийский. — Они сам пригубил из чашки. Вкус слегка отдавал плесенью и дымом.
— Kopi luwak! — Лаура попробовала. — Я о нем слышала, но никогда не думала, что буду его пить.
— Почему?
Она взглянула на Томмазо.
