Разговаривали по душам, и — как тогда думала Ленобия, — доверяли друг другу. Конечно, эта дружба была притворством. Еще до того, как Калона вырвался из-под земли и обрел место рядом с Неферет, Ленобия начала понимать, что с Верховной жрицей творится что-то неладное — очень темное и тревожное.
— Она осквернена, — прошептала Ленобия в ночь. — Но я не позволю ей осквернить меня.
Дверь останется запертой. Навеки.
Она услышала мерный стук тяжелых копыт Бонни по зимней траве еще до того, как коснулась мыслей крупной кобылы. Ленобия очистила свой разум и начала излучать тепло и доброжелательность.
Бонни приветственно заржала так низко, что ее ржание напомнило Ленобии прозвище лошади Тревиса среди студентов — «динозавр», — и преподавательница верховой езды рассмеялась.
Она все еще улыбалась, когда Тревис подвел Бонни к скамейке.
— Нет, у меня нет для тебя вафель, — улыбнулась Ленобия, поглаживая широкую и мягкую морду лошади.
— Держите, леди-босс. — Тревис кинул Ленобии вафлю, а сам сел на противоположный край кованой металлической скамьи.
Ленобия поймала угощение и протянула Бонни, подхватившей его с неожиданной для такого крупного животного деликатностью.
— Знаете, нормальная лошадь с места двинуться не смогла бы от того количества вкусностей, которое вы ей скармливаете.
— Она большая девочка и любит печеньки, — протянул Тревис.
Услышав слово «печеньки», Бонни навострила уши. Тревис рассмеялся и перегнулся через Ленобию, чтобы скормить лошади еще одну вафлю.
— Избалованная, избалованная, избалованная, — покачала головой Ленобия, но в ее голосе явственно слышалась улыбка.
Тревис пожал широкими плечами.
— Мне нравится баловать мою девочку. Так будет всегда.
— Я точно так же отношусь к Муджажи. — Ленобия почесала широкий лоб Бонни. — Некоторым лошадкам нужен особый уход.
— Ага, значит, с вашей лошадью — это особый уход, а с моей — избалованность?
Ленобия посмотрела ему в глаза, и он увидел, как в них пляшут искорки смеха:
— Да. Конечно.
— Конечно, — повторил он. — А теперь вы опять напоминаете мне мою маму.
Ленобия приподняла брови:
— Должна сказать, это звучит весьма странно, мистер Фостер.
Тревис звонко расхохотался, и этот наполненный радостью смех напомнил Ленобии о рассветах.
— Это комплимент, мэм. Мама настаивала, чтобы все шло по ее указке. Всегда. Упертая была дамочка, но ее упрямство сглаживалось тем, что она почти всегда оказывалась права.
—
Тревис снова рассмеялся.
— Если бы она сейчас оказалась здесь, то сказала бы то же самое!
— Вы часто по ней скучаете, да? — сказала Ленобия, изучая загорелое, четко очерченное лицо ковбоя.
«Он выглядит старше двадцати семи, но в хорошем смысле», — подумала она.
— Так и есть, — тихо признался он.
— Это многое говорит о ней, — сказала Ленобия. — Много хорошего.
— Рэйн Фостер и была хорошим человеком.
Ленобия улыбнулась и покачала головой.
— Рэйн Фостер. Весьма необычное имя.
— Не настолько, если вы из «детей цветов» шестидесятых, — возразил Тревис. — Вот Ленобия уж точно необычное имя.
Ленобия, не раздумывая, ответила:
— Нет, если так назвала дочь в восемнадцатом веке английская девица с большими надеждами. — Слова едва сорвались с ее губ, как Ленобия поспешно прикусила язык.
— Вы устали от такой долгой жизни?
Ленобия оказалась застигнутой врасплох.
Она ожидала, что Тревис будет потрясен и поражен, услышав, что она живет на свете уже больше двухсот лет. Но в его голосе сквозило простое любопытство. И почему-то его откровенный интерес расслабил ее, и Ленобия ответила на вопрос честно, не пытаясь уклониться.
— Если бы у меня не было лошадей, думаю, очень бы устала.
Тревис кивнул, словно понял ее, но сказал лишь:
— Восемнадцатый век — это серьезно. С тех пор многое изменилось.
— Но не лошади.
— Счастье и лошади.
В его глазах вновь заплясали веселые искорки, и Ленобию вновь поразил их цвет, который менялся и светлел.
— Ваши глаза, — заметила она. — Их цвет меняется.
Уголки губ Тревиса приподнялись.
— Так и есть. Мама, бывало, говорила, что по их цвету может понять, что я натворил.
Ленобия не смогла от него отвернуться, хотя ее охватила тревога.
К счастью, Бонни выбрала этот момент, чтобы ткнуться мордой в плечо хозяйки конюшен. Ленобия почесала лоб лошади, одновременно пытаясь успокоить какофонию чувств, пробуждаемых в ней присутствием этого человека.
«Нет, я не позволю случиться такой ерунде».
С прежней холодностью Ленобия перевела взгляд с Бонни на ковбоя.
— Мистер Фостер, почему вы здесь, а не оберегаете мои конюшни от любопытных недолеток?
Его глаза сразу же потемнели, вернувшись к обычному безопасному карему цвету. Голос из теплого стал деловым:
— Мэм, я поговорил с Дарием и Старком. Думаю, до конца урока ваши лошади в безопасности, потому что в манеже находятся два обозленных вампира, сражающихся с учениками в рукопашном бою с упором на то, как сбивать противника с ног. — Он поправил шляпу. — Кажется, этим парням не меньше, чем вам не нравится, когда их недолетки кого-то беспокоят. Поэтому теперь они станут загружать их по полной программе.
— О, отлично. Это хорошие новости, — одобрила Ленобия.
— Да, мне тоже так кажется. Поэтому я подумал, что могу выйти и предложить вам кое-что очень приятное.
«Неужели он со мной флиртует?»
Ленобия подавила нервную дрожь и посмотрела на Тревиса невозмутимым пристальным взглядом.
— Не думаю, что вы каким-то образом можете сделать мне приятное.
Она была уверена, что его глаза посветлеют, но Тревис ответил ей столь же пристальным взглядом.
— Ну, мэм, я полагал, что вы сразу догадаетесь, о чем я. Предлагаю вам прокатиться. — Он сделал паузу и добавил: — На Бонни.
— Бонни?
— Бонни. Моя лошадь. Такая большая, серая в яблоках, стоит рядом с вами и тыкается в вас мордой. Та самая, что любит печеньки.
— Я знаю, кто такая Бонни, — прервала его Ленобия.
— Подумал, что вам хочется на ней проехаться. Поэтому и привел ее сюда в полной сбруе.
Когда Ленобия ничего не ответила, Тревис со сконфуженным видом поправил шляпу.
— Когда мне нужно отдохнуть, вспомнить, каково это: дышать и улыбаться, я взбираюсь на Бонни и пускаю ее в галоп. Для такой большой девочки она скачет быстро, похоже, будто едешь на горе, и от этого я
