ночи назад он оказался единственным, кто точно предугадал обрушившийся на побережье тропический шторм, в то время как все прочие, включая Национальную Океаническую и Атмосферную Администрацию (в обиходе НОАА), предполагали, что он обрушится на сушу двумя сотнями миль южнее.
Это могло бы пойти ему на пользу. Но, по сути, лишь сделало его еще более несносным. Сколь бы невероятным такое ни казалось.
Боже правый на Небесах, вот уж не думала, что мне будет так недоставать положения Хранительницы Погоды! Но надо признать, что в некоторые моменты мне так хочется вернуться к прежней работе, что я поползла бы ради этого по битому стеклу.
Но сейчас я изо всех сил скалила зубы в широкой улыбке, в то время как красный свет лился на камеру напротив меня и Марвина, стоявшего со мной рядом. То был крупный мужчина, дородный, со вживленными волосами, большущими неестественно-белыми зубами, голубыми, прошедшими лазерную коррекцию, глазами и лицом, сверхъестественная гладкость которого объяснялась дермабразией и инъекциями ботокса. Ладно, готова признать, что насчет ботокса это только мои догадки. Но в любом случае этот малый что было сил цеплялся за стремительно и безвозвратно уходящую молодость.
Заработала вторая камера. Марвин прошелся по студии, обменялся замечаниями с дикторами, Джейни и Куртом, и, повернувшись к карте погоды, принялся вещать о холодном атмосферном фронте, подступавшем с юго-востока… Только вот там ничего подобного не было. Фронт да, имелся, только он задержался у границ Джорджии и явно не обладал энергией, достаточной для того, чтобы пересечь ее — во всяком случае, в нынешнем году. Позади него на экране высвечивались заковыристые диаграммы, представлявшие анимационную обработку данных, полученных с метеорологических спутников, информационная ценность которых для девяноста пяти процентов смотревших прогноз погоды зрителей была равна абсолютному нулю.
Марвин являлся профессиональным, сертифицированным метеорологом, дипломированным климатологом.
Честно говоря, он решительно ничего не знал насчет погоды, но был чертовски везучим. Во всяком случае, насколько я могла об этом судить. А уж я-то, поверьте, судить об этом очень даже могла!
Он прошел мимо анимационной карты, и камера последовала за ним, остановилась на мне, и он остановился в кадре. Я повернулась к нему с улыбкой, хотя лучше бы навела на него здоровенную пушку.
— Доброе утро, Джоанн! — лучезарно улыбаясь в ответ, прогромыхал Марвин. Рыкнул он на меня раньше, в коридоре, когда протиснулся мимо, направляясь в гримерную. — Готова поговорить о том, что нас ждет?
— Конечно, Марвин! — откликнулась я с бойким энтузиазмом девицы из группы поддержки спортивной команды.
«У меня была настоящая работа. Я защищала людей. Спасала жизни. И за каким чертом меня занесло сюда?»
Но он, разумеется, моих внутренних стенаний не слышал.
— Замечательно! Итак, мы знаем, как неласкова была погода в последние несколько деньков, особенно по отношению к нашим друзьям на побережье. Мы также знаем, что сегодня ожидается ясный, солнечный день, но давайте поговорим с нашими зрителями из солнечного штата Флорида о том, на что им следует рассчитывать завтра.
Камера сместила фокус. Я оказалась в центре кадра.
За свою улыбочку я цеплялась так, словно от нее зависела моя жизнь.
— Ну, Марвин, я уверена, завтра будет прекрасный день для прогулок, чтобы впитать в себя…
Марвин сделал несколько предписанных сценарием шагов, выйдя из кадра, а как только я произнесла слово «впитать», скучающий, жующий сигару рабочий сцены, стоявший вне видимости камеры, слева от меня, дернул за веревку.
Примерно двадцать галлонов воды вылились из перевернувшихся прямо у меня над головой ведер, и весь этот поток угодил в цель. Ощущение было еще то! То ли эти гады охладили ее, то ли она сама остыла, пока стояла там, на стропилах, над съемочной площадкой, но только вода, стекшая, расплескавшись брызгами, по моему желтому дождевику, не преминув при этом попасть за шиворот и за голенища идиотских резиновых сапог, оказалась прямо-таки ледяной.
Оказавшись посреди растекающейся лужи в своем желтом резиновом прикиде, я охнула, и вид у меня сделался удивленный. Что, замечу, не стоило мне особых усилий: даже если вы этого ожидаете, все равно трудно не удивиться в подобной ситуации.
А самое поразительное то, что я за это никого не пришибу.
Дикторы и Марвин расхохотались, как сумасшедшие. Я, продолжая улыбаться, сняла свою непромокаемую шляпу и сказала:
— Да, ребята, такое у нас во Флориде климат выделывает, когда ты меньше всего ожидаешь…
И тут они окатили меня из последнего ведра. О чем мы не договаривались и никто меня не предупреждал.
— Ох, надо же! Ты уж прости! — воскликнул Марвин и появился в кадре, в то время как я убирала назад свои промокшие волосы, изо всех сил стараясь сохранить улыбку.
— Кажется, завтра мы можем рассчитывать на дождичек, а? С вероятностью в семьдесят процентов, — проскрипела я, Похоже, далеко не так бойко и весело, как планировалось.
— Итак, мамочки, с утра готовьте для своих ребятишек зонтики и дождевики. Джоанн, настало время нашего метеорологического урока для телезрителей. Можешь ты объяснить им, в чем разница между погодой и климатом?
«Климат — это усредненная погода для определенного ареала за длительный промежуток времени, болван напыщенный», — подумала я, но вслух, разумеется, ничего подобного не сказала, а, продолжая улыбаться и глядя на него, спросила:
— А в чем разница, Марвин? Я не знаю.
В конце концов, я была настоящей женщиной, а все происходящее, надо полагать, являлось воздаянием за какие-то страшные преступления, совершенные в предыдущей жизни. Которую мне, судя по тяжести наказания, довелось прожить в качестве Чингисхана.
Марвин уставился в камеру с самым серьезным видом, на какой только был способен, и заявил:
— Нельзя упогодить дерево, но можно его акклиматизировать.
Я уставилась на него и таращилась, пожалуй, на пару секунд дольше, чем это положено по телевизионному этикету, после чего снова включила дежурную улыбку и поворковала:
— До встречи, ребята. Завтра мы позабавим вас новыми фактами насчет погоды.
Марвин помахал в камеру. Я тоже. Красный огонек погас. Курт с Джейни вернулись в кадр: кажется, они собирались по какому-то причудливому поводу проинтервьюировать золотистого ретривера. Я одарила Марвина взглядом, выражавшим чувства, за которые, приди мне в голову их озвучить, мигом вылетела бы с работы, и перебросила мокрые волосы через плечо с намерением выжать их, как половую тряпку, в растекшуюся подо мной лужу.
Он подался ко мне и прошептал:
— Эй, знаешь что? Ты прямо как Белоснежка… Чертовски хороша, на взгляд семи гномов. Ха!
— У тебя микрофон включен, — выдала я в ответ, повергнув его в паническую пляску. Насчет микрофона, конечно, соврала,
Свободна!
Трудно поверить, что всего какой-то год назад я являлась доверенным агентом одной из самых могущественных организаций на Земле и в качестве повседневной работыпеклась
