нередко шуткой умел разрядить обстановку. Однажды во время встречи с чикагскими «Блэк хоукс» Чизи пропустил десять шайб. Когда в раздевалке кто-то его спросил, что случилось, Чизи под общий хохот ответил: «У розовой картошки зеленая ботва, нам забили десять, а мы им только два». А в другой раз он поспорил в раздевалке со своим другом Джо Монаханом. Чизи очень любит лошадей, кстати, у него их несколько, и все свое свободное от хоккея время он проводит на ипподроме. И вот он пытался убедить Монахана, что одна из его лошадей — самая высокая в мире. Монахан никак не хотел поверить, покуда Чизи не сказал: «Джо, это такая большая лошадь, что жокею приходится прыгать с нее с парашютом».
Но особенно Чизи был хорош в сезон 1970–1971 года, когда к нам пришел Майк Уолтон по прозвищу «Шейки» (трясучий). Зная, что во время своей бурной карьеры в торонтской «Мэйпл лифс» Шейки однажды был у психиатра, Чиверс поставил большую кушетку как раз напротив скамьи Уолтона в нашей раздевалке, «чтобы Шейки чувствовал себя как дома». Уолтон в свою очередь подыгрывал Чизи. Они отработали сценку «посещение психиатра», которую разыгрывали в гостиницах или вестибюлях аэропортов. Чиверс, изображавший врача, садился посреди комнаты, а Уолтон растягивался возле него на полу и, не смолкая, что-то говорил, а Чизи делал вид, что все за ним записывает. Однажды в ванкуверском аэропорту, где мы застряли на несколько часов, из-за их представления образовалась настоящая пробка.
Наш первый вратарь Эдди Джонстон не такой весельчак, как Чиверс, но и он был не прочь иной раз пошутить. К концу сезона 1972–1973 года в команду «Брюинс» пришел Жак Плант из «Мэйпл лифс» и, по слухам, в Торонто, в качестве компенсации, должен был перейти Эдди Дж. Эдди поверил слухам, которые, кстати, оправдались, и во время нашей последней поездки в Торонто зашел в магазин в «Мэйпл лифс гарден» и купил себе форменный свитер клуба «Мэйпл лифс». В тот вечер во время тренировки он вышел на лед последним именно в этом свитере. Мы буквально со смеху покатились, и тем, кто наблюдал за тренировкой, шутка тоже понравилась. Единственные, кому эта шутка пришлась не по вкусу, были, судя по их вытянувшимся лицам, руководители обоих клубов.
Фила Эспозито к разряду весельчаков не отнесешь, и от нас ему достается за то, что он так верит в приметы. Я не встречал человека более суеверного, чем Эспозито. Послушайте, что он делает, прежде чем одеться на игру. Сначала становится перед красным рогом, висящим у него над скамьей, и несколько раз ему подмигивает. Этот рог — подарок бабушки Фила, и сила его в том, что он хорошо отводит «малоккио» — дурной глаз. Фил лучше выйдет на игру на двухполозных коньках, обвешавшись мешочками с песком, чем откажется подмигнуть своему рогу. Усевшись на скамью, Фил натягивает на себя задом наперед старую черную майку, предварительно вывернув ее наизнанку, а затем пристегивает к подтяжкам медальку с изображением святого Кристофера.
После этого он старательно укладывает между вытянутыми ногами свою клюшку таким образом, чтобы обмотанный лентой крюк точно указывал на северо-запад. Затем кладет свои черно-белые перчатки ладошками вверх по обе стороны рукоятки клюшки. Именно в этот момент с банкой белой пудры в руках появляется Фрости Форрестол, который посыпает пудрой крюк клюшки Фила. Вслед за этой процедурой Фил зорко оглядывается вокруг, чтобы убедиться, что в комнате нет дурной приметы вроде перевернутого бумажного стаканчика или, боже упаси, перекрещивающихся клюшек. Иногда мы нарочно ставим две клюшки крест-накрест на самом видном месте, и когда Фил их замечает, то просто сходит с ума. Не любит он и так называемый «поцелуй смерти». В раздевалке он сидел рядом с Дереком Сендерсоном, и как-то в 1973 году перед второй финальной игрой Дерек, между прочим, сказал ему: «Эстш, до чего ты везучий. У тебя никогда не бывает травм». При этих словах Фил скорчил такую мину, будто кто-то истратил все его деньги, сломал лезвия коньков, переломал его клюшки и стащил красный рог. «Слушай, Дерек, — завопил он, — никогда этого больше не повторяй». За девять полных сезонов в НХЛ Фил пропустил только четыре игры, да и в этих вышел бы на лед, если бы их результаты сказывались на окончательном положении команды в турнирной таблице. Кстати, в той самой встрече с нью-йоркскими «Рейнджерсами» защитник Рон Харрис поймал Эспи на силовой прием и свалил его на лед. Фила унесли на носилках, а два дня спустя ему сделали операцию на одном колене. Может быть, ему стоит все-таки быть суеверным.
Дерек, конечно, не имел ввиду ничего плохого, когда сказал Эспозито, что тому везло все эти годы. Бедняга Дерек. Он всегда попадает в какие-то истории. Если бы он захотел, то мог бы стать одним из лучших центров в хоккее. У него множество талантов: он прекрасно играет, когда команда находится в меньшинстве, отлично прессингует по всему полю, он специалист по вбрасыванию и забиванию шайб. Однажды, выступая за «Брюинс», он за год забросил 29 шайб, причем ни разу не выходил на лед при игре в большинстве. Но, по признанию самого Дерека, последние несколько лет его голова занята не одним хоккеем. Меня до сих пор смех разбирает, когда я вспоминаю о том, что он сделал в 1973 году, когда после короткого пребывания во Всемирной хоккейной ассоциации снова вернулся в клуб «Брюинс». Он купил за тридцать тысяч долларов новый темно-красный «роллс-ройс», одна только мойка которого обходилась в восемьдесят пять долларов. И даже шофера нанял. И вот однажды подъезжает он на своем «роллс-ройсе» к служебному входу в «Гарден», открывает заднюю дверцу и появляется в раздевалке, неся в руках солидный белый мешок, на котором четкими печатными буквами написано название одного банка. Мы были в полной растерянности, когда он вошел и бросил мешок на мою скамью. Сверху мешок был обмотан цепью, а на ней — два замка. «Это тебе», — сказал Дерек, обращаясь ко мне. Я не знал, что в мешке — деньги или что- нибудь другое. Как оказалось, несколько лет назад мы с Дереком заключили пари на тысячу долларов на то, кто из нас женится первым. В то время мы оба были убежденными холостяками, но потом, пока Дерек играл за филадельфийскую «Блейзере», я успел обручиться, и вот он пришел, чтобы отдать проигрыш. Он открыл замки, перевернул мешок и высыпал его содержимое на пол. Так и есть: тысяча хрустящих бумажек по доллару каждая. Вот вам и Дерек. Зачем выписывать чек на тысячу долларов, когда можно подарить тысячу красивых банкнотов?
Мои колени
Что бы обо мне ни писали, ледовую повязку на левом колене я не ношу. Во-первых, у меня не хватило бы терпения ждать, пока мне ее прикрепят к колену. Во-вторых, я не люблю играть ни со льдом на колене, ни в жестких наколенниках. Фил Эспозито утверждает, что такой наколенник ему не мешает. Может, и мне надо бы его надевать, но я не люблю, когда что-нибудь стесняет движение, а наколенник такого типа наверняка будет мешать.
Чтобы сразу было все ясно, я расскажу, что произошло с моими коленями. Сначала я повредил правое колено. Летом 1967 года мы играли в Виннипеге показательную игру, сбор от которой шел на благотворительные цели. В конце игры мы с товарищем по команде Бобби Лейтером вышли к воротам соперника вдвоем против одного их защитника. Шайба была у меня, и когда я передал ее Бобби, защитник припечатал меня к стойке ворот. Я еще не успел прийти в себя от удара, как Лейтер случайно налетел на меня, и в результате я получил растяжение связок правого колена. Врачи немедленно наложили на ногу гипс, а позднее решили, что в операции нет необходимости. И все-таки из-за травмы я в том сезоне пропустил несколько игр. С тех пор правое колено меня не беспокоит.
Жаль, что я не могу сказать того же про мое левое колено. Его мне оперировали уже трижды, и ни за что на свете я не хотел бы, чтобы это повторялось в четвертый раз. Мои несчастья начались в тот вечер сезона 1967–1968 года, когда отличный защитник Марсель Проново, выступавший тогда за «Мэйпл лифс», сильно толкнул меня на борт катка «Бостон гарден», когда я попытался проскочить мимо него. Полетели связки. Операция № 1. В том же сезоне я снова повредил связки после того, как попал коньком в выбоину во льду катка «Форум» в Лос-Анджелесе. Я провел все оставшиеся календарные игры, а также финал, но летом опять лег на стол. Операция № 2. В течение трех следующих лет это колено не доставляло мне хлопот и лишь слегка побаливало и затекало. Но вот в марте 1972 года за несколько дней до финальных игр во встрече с детройтскими «Рэд уингз» меня сильно и точно ударили по колену. Связки опять пострадали. Весь финал колено давало о себе знать и распухало все больше. А однажды мне даже пришлось уйти с половины игры, чтобы быстро обработать колено льдом.
В июне 1972 года доктор Картер Роу из Бостона вскрыл мое колено и подтянул связки. Одновременно он подчистил и поверхность хряща. Операция № 3. Некоторые думают, что в коленном суставе кости трутся друг о друга. Ничего подобного. Доктор Роу объяснил мне, что в суставах есть особая жидкость, которая
