зваться «ребята с Маяковки». Так они и вошли в историю – КАРАТЭ СССР. Зал как будто был создан для подобных занятий, мог вместить где-то от 50 до 80 человек. Две большие раздевалки, балкончик, на котором можно было отдыхать, наблюдая за тренирующимися. Все это было как нельзя, кстати, и вовремя. По утрам в зале был баскетбол, а вечерами платные группы самбо, которые вели тот же Масолкин и Владимир Давидович Михайлов. Несмотря на то, что группа разрасталась, Алексей с Тадом попросили у хозяина зала, Володи Бухова, только утро субботы и пока все, денег хватило только на 2 часа аренды четыре раза в месяц.
Здесь надо совершить небольшой экскурс назад. Как-то в самом начале знакомства Тад сказал Алексею: «Леш, вот смотри, я сегодня кладу в нашу с тобой кассу 5 рублей и буду делать это каждый месяц». «Ты что, зачем? – возмутился Алексей. Я же тебя не за деньги тренирую». Но Тад продолжал: «Будет группа больше, каждый внесет свою долю. Надо же будет ездить на показухи, на какие-то снаряды, на аренду зала и прочее, да мало ли что, не тащить же тебе деньги из дома, а так они потихоньку накапливаются и все о’кэй. Я буду и кассиром и начальником отдела кадров, – закончил Тадеуш, – а у тебя пусть голова не болит об этом». Подумал, Алексей согласился. Эта финансовая политика работала более двух десятков лет, помогая бойцам Школы отчасти обрести независимость.
В начале 70-х годов в Москве было всего три
Своей работоспособностью и серьезным отношением к делу Тадеуш потихоньку стал выдвигаться вперед, становясь как бы сэмпаем, заменял Алексея в момент его командировок. Анатолий Аркадьевич тоже не забывал группу, часто приходя, и давал ценные указания, поражаясь дисциплине, царящей в группе. Здесь надо напомнить, что авторитет Алексея как Учителя, создавался именно Тадеушем. Сначала многие из занимающихся пробовали обратиться к Алексею панибратски и даже похлопать по плечу. Тад живо прекратил эти фамильярности сначала пояснениями, а затем в спарринге, которым владел уже неплохо, вспоминалось боксерское прошлое. Был также объяснен этикет вида и градация поясов – т. е. кто есть кто. Тада зауважали тоже, сказалось и бурное прошлое и жизненный опыт сэмпая, а именно так его стали называть в группе.
В 1971 году Тад сдает экзамен на красный пояс и покупает себе фирменное кимоно. Эмблему каратэ вышивает себе и сенсэю Штурмину, никогда до этого не держав иголки в руках, да так хорошо, что оба лет десять носили ее на груди.
Масолкин и Михайлов, видя по субботам переполненный зал, попросили Алексея и Тада организовать показательные выступления каратэ для абонементных групп по самбо и, конечно же, за плату. Показывали и рассказывали Тад с Гансом, демонстрируя на нем технику каратэ и приемы против оружия. Масолкин и Михайлов наблюдали тоже. Выступление прошло на ура, и руководители курсов самбо предложили подумать о создании таких групп и курсов по каратэ, и расплатились за выступление. Вот тут очень некрасиво повел себя Гансович, как шутливо называл своего друга Тад, когда он увидел, что большую часть денег Тад отложил в сторону, жаба жадности задушила его. Он стал требовать поделить деньги поровну, но Тад ответил ему, что большая доля уйдет в кассу Школы, а мы с тобой – ученики ее, обойдемся малым. Финал: обидевшись, Ганс отделился, открыв в Сокольниках подпольную группу и обирая ее. От него уходили толпами, и он, бросив преподавание, куда-то исчез на несколько лет, но затем вынырнул у одного из боковых учеников Школы Вадима Вязьмина в его группе «Дхарма марга» (путь добродетели). Затем опять неудача и вновь пропадание, но уже на несколько десятков лет. И вот только недавно объявился в Израиле, женатый четвертый или пятый раз, но уже на еврейке.
Это было первое негативное проявление корысти учеником Школы, в будущем, к сожалению, этих непоняток будет значительно больше. Примерно в то же время Тадеуш уходит из Института психиатрии и начинает работать мастером производственного обучения и инструктором по автоделу в обычной средней школе № 615 на Верхней Красносельской. Его начальником был милейший человек Борис Львович Хаинсон, с которым они проработали бок о бок семь лет, пока в школе не закрыли автодело. Школа давала Таду много свободного времени и спортзал, в котором хозяйкой была сестра великих боксеров Лидия Ивановна Огуренкова. две машины: грузовая и легковая, были тоже в распоряжении Хаинсона и Касьянова, давая возможность заработать, а главное было полное состояние покоя, необходимое Таду после громадных нагрузок, ведь тренировался он от трех до шести часов каждый день. Чтобы больше быть на улице, Тад с Преображенки в школу и обратно ходил пешком, а это 5 км в одну сторону, иногда пробегая какую-либо часть пути. Администрация школы, зная квалификацию Тада, часто оставляла его подежурить на праздниках и выпускных вечерах, он прекрасно справлялся с этими обязанностями без патетики и криков «Банзай». Спокойно разобрался с местными хулиганами к неописуемому восторгу директора школы, старого контрразведчика. Ребята в нем души не чаяли. В 1973-м Тад сдает на коричневый пояс, в 1974-м – на черный. Это была первая сдача на черный пояс в Москве человека, который учился у себя на родине, а не у иностранцев. Экзамен принимали самые старые представители восточных единоборств: Володя Ковалев – джиу-джитсу, Слава Дмитриев, еще какие-то специалисты, имена которых уже стерлись в памяти. Тадеуш сдал все прекрасно. Осталось только повесить пояс. Поехали в больницу к Харлампиеву (он в это время сильно хворал) и спросили, можно ли вручать? Вердикт был таким: можно и нужно.
Из группы самбо в том же зале в 73-м году пришел и стал тренироваться советский кореец Виталий Пак, а в 74-ом в группу пришел лауреат премии Ленинского комсомола скульптор Александр Рукавишников, затем приведший с собой акробата, чемпиона мира Сергея Шаповалова. Это были непростые ребята, ибо они, скоро обогнав стариков, заняли главенствующее положение в группе. Группа очень много выступала с показательными выступлениями, а это можно было делать только при железной дисциплине. Как-то раз группу посетил большой чин из МВД Анатолий Иванович Костенко, и когда увидел, как Тадеуш сломал ударом кулака 6-сантиметровую доску, а Рукавишников ногой брус 12 см, он воскликнул, сдвинув кепку на затылок: «Ребята, Вас надо регистрировать как двухстволки!» Несколько раз приходил на тренировки Володя Высоцкий, приглашенный Алексеем, В зале мягкий полумрак, ребята тренируются, он сядет тихо в уголке и смотрит, никто к нему не пристает с расспросами, затем встает и так же тихо уходит. Он хотел написать гимн каратэ, хотел ощущение каратэ пропустить через себя, но сильно болел в ту пору и вот не сподобился,
Зимой 1975 года Масолкиным и Михайловым все-таки было принято решение о передаче группы самбо в группы каратэ, они просили Тадеуша тренировать их. На первую же тренировку пришел 101 человек. Из группы родилось много хороших и плохих людей, Некоторые из них, не усвоив моральный дух каратэ, а только его верха, приспосабливали под себя эту древнюю науку, оправдывая подчас свои гнусные действия, В это время произошло плотное знакомство с армейским контингентом, так как в группах было много военных. В общем-то, все получилось, группы обучались, устраивались внутренние соревнования по олимпийской системе, но названия у Школы не было. Было открыто еще две группы на самоокупаемости, одну взял комсомольский деятель и танцор Виктор Смекалин, а другую – Илья Спивак, ударник симфонического оркестра Большого театра. Вот у него-то в группе и начал заниматься доктор физико-математических наук Лев Слабкий, который на досуге, просматривая корейские словари, нашел иероглифы, соответствующие представляемой руководителями Школы духовной концепции, получилось СЭН’Э (путь жизни, дорога жизни, дело всей жизни). Лев вместе со своим родственником Мишей Селезневым был переведен в группу Сэмпая, и Лева получил премию сто рублей, что по тем временам было немало. Школа стала называться СЭН’Э. Каждый входящий в зал мог увидеть три плаката: в центре висела эмблема Школы, слева – высказывание Ленина: «Неразумно и даже преступно поведение той армии, которая не стремится овладеть всеми приемами или методами борьбы, которые есть или могут быть у неприятеля…» Справа висел плакат со словами Брежнева: «Все, что завоевано Революцией, должно быть надежно защищено…» Поди, придерись, Школа готовилась защищаться от идеологов коммунизма, а попытки придержать Школу уже начались, и службы МВД и КГБ стали потихоньку вживлять своих агентов в группы тренирующихся. Но тем и хороша была система Школы, что наверх трудно было пробраться,
