Осмотрев сумку, визитку, отобрав документы и 38 тысяч рублей (которые никогда так и не вернули), Тадеуша отвели в одну из камер шириной 2 х 2.
«Жуткие серо-сине-коричневые тона помещения, запах мочи и еще какая-то вонь заставили бы воскреснуть мертвых, но как есть, так есть», – думал про себя Тад. Четыре шконки (нары), две заняты какими-то парнями, которые предупредили, что на других могут быть клопы и вши, но была уже ночь, и Тад страшно устал и, расстелив носовой платок на подушку, он закрыл глаза и попытался проанализировать день. «Да… так красиво начался жарой, но в то же время и какой-то смутной тревогой и предчувствиями». Интуиция редко подводила его, и он ожидал, что вот-вот что-то должно произойти. Произошло вот тебе и Школа Выживания. Выживай.
Ночь пролетела быстро, уже в 4 утра его выдернули из камеры, едва дав умыться. и повезли на аэродром, объяснив, что его переправляют за его же деньги в Казань, где он, якобы, совершил преступление и что следствие будет вестись там. дополнили также, что если он дернется к побегу, то дан приказ применять оружие на поражение. Вообще Тадеуш чувствовал, что омоновцы вокруг него хотят заговорить с ним, но мешало начальство, а Тад чисто профессионально подмечал, что так, как его охраняют, он бы спокойно ушел с травмами и членовредительством для охранявших. В то же время, будучи человеком дисциплинированным, он не хотел никаких непоняток и предположил, что менты далеко зашли в своих заблуждениях. Предчувствие, что накатывается что-то большое, нехорошее, темное, не оставляло его. «Да… надо мне все это в мои 55 лет, – думал про себя Тад, – разрушат ведь, козлы, все то, что создавалось такими трудами, а самое главное – не их руками. Разрушать-то всегда легче, чем строить».
На аэродроме подъехали прямо к самолету и заняли место, крайнее у входа; вокруг расположились вооруженные Омоновцы. Экипаж узнал Тадеуша и командир корабля спросил: «На соревнования к нам, Тадеуш Рафаилович?» Тад только улыбнулся в ответ, наручников не было видно, на прикованной руке была перекинута джинсовая куртка. Но когда прилетели в Казань, улыбок на лицах экипажа уже не было, все всё поняли, милицейские машины стояли у выхода из лайнера, мигали и орали сиренами. Как только Тада и Рамиля (молодого помощника, работавшего с Тадеушем Рафаиловичем перед арестом) посадили в машины, за ними следом поднялся милицейский вертолет, ведь везли «опасных преступников». И вся эта кавалькада понеслась на печально известное «черное озеро», еще в тридцатых годах описанное в книге Евгении Гинзбург «Крутой маршрут», вотчину МВД Татарии.
Была суббота 25 июля 1992 г. – День провозглашения суверенитета Татарстана, нужен был громкий процесс над человеком из центра, надо показать всем, вот какие они, эти русские. Не дав опомниться, Тадеуша сразу же выдернули на допрос к следователю по особо важным делам армяно-грузинскому товарищу полковнику Арабаджану. Над его головой возвышался портрет его идейного вдохновителя, «отца народов» И.В.Сталина. Глаза Тада фиксировали каждую мелочь, даже то, что что-то положили с чайной заваркой в чайник. Но страшно хотелось пить, ведь шли уже вторые сутки мучений, а никто не предложил, ни глотка воды и, ни крошки хлеба, поэтому Тад плюнул на подозрения и хлебнул чайку. Горечь чая немного насторожила Тада, но пить хотелось сильней, и он делал глотки, еще и еще. Уже много позже выяснилось, почему быстро высыхал язык, становились красными глаза и движения принимали замедленный характер.
Мастер спорта, чемпион Европы по боксу (как он представился), «коллега» Арабаджан любил подсыпать в чаек на допросах аминазин или галаперидол, расслабляя волю и психику подследственных. Допрос начался вкрадчиво, но интуиция и многолетний опыт общения с властями подсказывали Тадеушу, что это враг, и враг серьезный, хотя пытается показаться либералом. В результате ответы прозвучали и легли в протокол округло. Тая вины за собой не чувствовал и ничего не признавал, а в конце допроса задал Арабаджану вопрос, знает ли полковник, что такое «социалистический плюрализм»? Тот ответил, что нет. «Это когда следователи с подследственными меняются местами, – ответил Тадеуш. Забегая вперед, скажу, что и Арабаджан, и еще семеро человек, кто арестовывал Тадеуша и его учеников, сами были арестованы и провели много месяцев под следствием за коррупцию, но были отпущены такими, же ментами на свободу, 'ведь ворон ворону глаз не выклюет». Пока Арабаджан не знал, что с ним произойдет в будущем, и сам позвонил жене Касьянова, чтобы приехала, но обязательно с деньгами и побольше, то ли действительно хотел за деньги освободить, но больше, пожалуй, хотел на взятке арестовать и жену Тада Десять дней провел Тадеуш на Черном озере. Особых издевательств не было, но кормили один раз в сутки и то какой-то блевотиной и, похудев на 10 кг, Тад влезал и вылезал из джинсов, не расстегивая их. Какой-то большой доброжелатель из МВД составил рацион подследственных сам, очевидно, страдая ожирением.
Из истории нашей петенциарной системы надо вспомнить, что рацион немецких концлагерей был составлен эсэсовцами по образцу и подобию советских концлагерей Многое из методики НКВД взяли наши диетологи и кабинеты красоты.
несмотря на эти первые трудности Тадеуш тренировался по два раза в день, хотя поел первый раз только на седьмой день после ареста. публика в камеру поступала разная5 но всегда присутствовала пара дятлов (стукачей). Тадеуша узнавали почти сразу же, и относились к нему с уважением, желая на будущее добра и свободы. Была еще пара допросов и Арабаджан получил ответ один в один как в первый день. Очная ставка с Беляковым (якобы потерпевший) прошла неинтересно, этот проворовавшийся ублюдок пытался обвинить Тада, которого еще до недавнего времени называл не иначе как отцом родным, во всех своих злоключениях Естественно допросы велись с обвинительным уклоном, и Тадеуша пару раз вызвал к себе даже зам. министра МВД ГГ полковник Виноградов Иван Петрович, этакий красивый гоголевский Держиморда. Он, ласково улыбаясь, пообещал, мол, не сознаешься – сделаем из тебя террориста и дадим лет восемь. «Ну как этим уродам доказать, что я не виновен, что приезжал отдохнуть, а не сводить счеты с Беляковым», думал про себя Тад. По их рожам и настрою было видно, что это бесполезно.
Президент федерации рукопашного боя Татарии Василий Зюкалин пригласил Тадеуша отдохнуть в Казани денька два-три от московских забот, и Тад принял приглашение.
1-я казанская тюрьма стояла на ушах, все уже знали, что привезли какого- то знаменитого спортсмена. «Хозяина» не было, и его принимал зам. начальника тюрьмы подполковник Кирсанов, как старого знакомого, он попросил какого-то опера закрыть дверь на ключ, чтобы не мешали, и только тогда задал вопрос: «В чем дело, Тадеуш Рафаилович, что случилось?». Увидя, как Тадеуш пожал плечами, мол, превратности жизни, сам себе ответил: «Ну, свою невиновность Вы доказывайте следствию, а наша задача создать Вам сносные условия, – и, позвонив врачу, распорядился, чтоб диета была, и камера с деревянным полом. Провожавший до камеры охранник полушепотом сказал, что занимался здесь, в Казани, у ученика Тада: «Осторожно, в хате пара подсадных, ради Бога, осторожней, я знаю, Вас просто не взять». «Да, даже в этом темном царстве и то есть солнечные блики, – подумал про себя Тал. – Они сделали для меня все, что могли, Бог не фраер, он все видит».
В «хате» Тада встретили спокойно, предложили чаю и кусок хлеба с колбасой, что после голодовки на «Черном озере» было подарком, и выделили шконку (нары), правда, недалеко от параши, но уже вечером «смотрящий» за хатой еврей Рабинович сообщил Таду, что завтра он будет лежать у окна. На следующий день он лежал у окна, обдуваемый ветерком, – смотрел сверху шконки телевизор. Была Олимпиада в Барселоне, мелькали события, а мысли Тада текли далеко-далеко, он страшно устал и пользовался этой короткой передышкой, чтобы восстановить силы, предчувствуя, что легкого в будущем не ждать.
Тада беспокоила мысль, что делать, если менты попросят тренировать их. Ведь по тюремным законам этого нельзя делать. Он поделился этой мыслью с Рабиновичем. В хате посовещались и решили устроить встречу со «смотрящим» за корпусом – Встреча состоялась на другой день в хате 126 у «смотрящего». Им оказался старый знакомый Тада Феликс Айрулин Они познакомились на чемпионате СССР 1991 года по рукопашному бою, когда Феликс, сам, будучи неплохим боксером, с товарищами зашел к Таду засвидетельствовать свое почтение и поболтать о текущих делах. Радости (если в этих местах еще можно радоваться) и смеху не было границ. На столе появилась еда, чаек. За разговорами и воспоминаниями час пролетел как минута, и, прощаясь, Феликс назвал Тада Батей, и это прозвище таки прилипло к нему, пока он находился в тюрьме. Этот визит и то, что вся камера поголовно, включал даже стариков, уже неделю занималась каратэ, не осталось незамеченным администрацией. Еще один авторитет, правда, из другого мира, – этого для одной тюрьмы было много, и Тада решили перевести во 2-ю казанскую
