лягушатников заговорит со мной на своем богом забытом жаргоне, я сразу же вам укажу на него, и – раз попался, защищайся, как говорится.
– О мой благороднейший друг, – приветливо произнес незнакомец. – Вы столь проницательны, как я вижу, что можете дать фору и двадцати французам. Дай же вам Бог крепкого здоровья, достойный хозяин! Не откажитесь допить со мной эту бутылочку вина.
– О, я вижу, вы очень достойный господин, – ответил Джеллибенд, вытирая все еще слезящиеся от неудержимого хохота глаза, – не вижу причин отказать вам.
Незнакомец наполнил вином два бокала и один из них предложил хозяину.
– Увы, но истинные англичане, каковыми мы все здесь являемся, – продолжал незнакомец с улыбкой, – все мы, истинные англичане, вынуждены признать, что вино, пожалуй, единственная вещь, за которую мы можем быть благодарны Франции.
– О! Сэр! Никто из нас и не спорит с этим, – ответил Джеллибенд.
– Так выпьем же за «медового князя» мистера Джеллибенда, нашего досточтимого хозяина, лучшего во всей Англии! – громко провозгласил незнакомец.
– Гип-гип ура! – завопили присутствующие. Кто-то захлопал в ладоши, раздался стук кружек и звон бокалов, все это сопровождалось веселым и громким смехом, изредка прерываемым восклицаниями мистера Джеллибенда.
– Нет, но это было бы и в самом деле очень, очень забавно – поговорить с кем-нибудь из этих проклятых Богом шпиков. Что? О, простите, сэр, но вы говорите такие забавные вещи…
Незнакомец и не собирался ничего отрицать. Да и в самом деле, было бы полным абсурдом пытаться изменить глубоко укоренившееся мнение мистера Джеллибенда о совершенной никчемности жителей целого европейского континента.
ГЛАВА III
ЭМИГРАНТЫ
Впрочем, антифранцузские настроения распространились в то время по Англии достаточно широко. Благодаря тайным и явным связям между французским и английским берегами, водным путем доставлялось и множество новостей, от которых у каждого честного англичанина буквально вскипала кровь, вызывая жгучее желание что-нибудь сделать в отместку всем этим убийцам, заточившим в тюрьму своего короля и его семью, позволившим королеве с детьми стать жертвой амбиций шпиков и так бесцеремонно проливавшим кровь их соратников и родных.
Казнь принцессы де Ламбаль, молодой и прелестной подруги Марии Антуанетты, повергла всех в невыразимый ужас; ежедневные убийства роялистов, единственным преступлением которых было их благородное происхождение, казалось, взывали к отмщению всю цивилизованную Европу.
Но тем не менее никто не спешил вмешиваться; ни Бурк, исчерпавший все свое красноречие на призывы к английскому правительству выступить против революционной Франции; ни мистер Питт, которому излишняя осмотрительность не позволила разглядеть того, что Англия влезла в другую, не менее тяжелую и разорительную войну. Последняя надежда была на Австрию, прекраснейшая дочь которой была теперь лишена трона, брошена в тюрьму и унижена до последней степени воющей чернью. Австрия, естественно, наседала на мистера Питта, требуя собрать со всей Англии войска, хотя бы уже потому, что французы убивают друг друга.
А что касается мистера Джеллибенда, как и всякого Джона Булля вообще, который, хотя и смотрит на любого иностранца с некоторым презрением, тем не менее является роялистом и антиреволюционером по сути своей, то он и подобные ему люди теперь и вовсе кипели яростью по поводу осторожности мистера Питта, не понимая толком истинного смысла политики этого великого человека.
Из кухни выскочила возбужденная и раскрасневшаяся Салли. Она заметила промокшего всадника, спешившегося у дверей харчевни, и в тот момент, когда мальчик побежал принять поводья, Салли устремилась к входной двери приветствовать долгожданного гостя.
– Лошадь лорда Энтони на дворе, папа, – бросила она на бегу.
Но дверь распахнулась, и в следующий миг Салли уже была в объятиях человека в промокшей одежде, голос которого гремел и перекатывался меж балок харчевни:
– Моя прелестная Салли! Господи, благослови эти черные глаза, сияющие, словно звезды!
Пока он говорил это, через зал уже бежал мистер Джеллибенд, хлопотливо возбужденный, поскольку перед ним был один из самых дорогих гостей его постоялого двора.
– Боже! Вы меня убиваете! – продолжал лорд Энтони, запечатлев поцелуй на цветущих щечках Салли. – Вы становитесь все прелестнее и прелестнее с каждым днем. Должно быть, мой уважаемый друг мистер Джеллибенд прилагает немало усилий, оберегая вашу дивную талию от рук этих ребят. Не так ли, мистер Уэйт?
Мистер Уэйт, застигнутый врасплох, с одной стороны, уважением к милорду, а с другой – неприязнью к подобного рода шуткам, только прохрюкал в ответ нечто весьма сомнительное.
Лорд Энтони Дьюхерст – один из сыновей герцога Экстера, – был истинным молодым английским джентльменом тех дней: высокий, хорошо сложенный, широкий в плечах, веселый, всегда и везде громко и звонко смеющийся. Спортивный, жизнерадостный, куртуазный, из хорошего рода, не слишком умный, чтобы обуздывать свои страсти, он был равно любим как в лондонских гостиных, так и в деревенских харчевнях. В «Отдыхе рыбака» его знали все, поскольку лорд часто ездил во Францию и по пути всегда останавливался под кровом солидного мистера Джеллибенда.
Кивнув Уэйту, Питкину и другим, он еще раз приобнял Салли и отправился к очагу обогреться и обсушиться. Мимоходом он бросил беглый и подозрительный взгляд на двух незнакомцев, играющих в домино, и его молодое веселое лицо на мгновение стало серьезным и озабоченным.
Но в следующий миг лорд Энтони уже повернулся к мистеру Хэмпсиду, который с важностью поглаживал свой хохолок.
– Отлично, мистер Хэмпсид! Как поживают ваши фрукты?
– Плохо, милорд, плохо, – скорбно откликнулся мистер Хэмпсид. – А что вы думаете по поводу нашего
