топот ног… Надо продержаться еще совсем немного…
Он все-таки не терял надежды отогнать своих преследователей и обратить их в бегство прежде, чем подоспевшие на помощь самураи их прикончат. Ожесточенно отбиваясь, Кураноскэ стремительно передвигался с места на место, но и нападавшие, видя его маневры, не отставали. Меч Ёсиды со свистом рассек воздух, и Кураноскэ почувствовал, как лезвие скользнуло у него по волосам. Обернувшись, он нырнул вбок и одним ударом выбил меч из рук у другого ронина, который упорно рвался вперед вслед за Ёсидой.
В эту минуту к месту схватки подбежали трое лазутчиков Уэсуги. Кураноскэ недоверчиво воззрился на дюжих молодцов, которых раньше ему видеть не доводилось. Между тем его противники сами были ввергнуты в замешательство, недоумевая, кто это неожиданно зашел к ним с тыла. Тем не менее бой продолжался, как вдруг Кураноскэ, отражая град ударов, заметил, что к нему на подмогу спешит тот самый давешний нищий.
— Берегись! — крикнул старший лазутчик.
— Ладно-ладно! — отвечали двое других.
Нищий оказался здоровенным детиной. Толстый бамбуковый посох в его руках выписывал такие фигуры, что нападавшие шарахнулись в разные стороны. К тому же посох был не простой. Напрасно противники пытались перерубить его мечами — стальные клинки бессильно отскакивали от коварного бамбука и, выбитые из рук, падали на землю. Нападавшие, плотной стеной обступившие Кураноскэ, смешали ряды и попятились. Нищий же пробился к Кураноскэ поближе и, прикрывая его, как щит, собрался принять на себя натиск.
Однако незадачливые убийцы уже подобрали валявшиеся на земле мечи и дружно обратились в бегство, словно отхлынувшая от берега черная волна.
Нищий, яростно размахивая своим посохом, уже вознамерился броситься за ними в погоню, но Кураноскэ остановил его, схватив за руку.
— Пусть убегают!
— Еще чего! — возмутился нищий, пытаясь вырваться. — Надо хоть одного поймать. Выясним у него, кто их подослал!
— Это и так понятно! — осадил его Кураноскэ. — Лучше сам назовись, кто ты такой.
Нищий молчал. В глазах Кураноскэ вспыхнул огонек. Он не сводил с незнакомца оценивающего взгляда. Лицо у нищего было открытое, смелое, с рельефно очерченным носом. Взор горел отвагой. На вид ему было лет двадцать семь — двадцать восемь. Грязные лохмотья явно были надеты для маскировки.
— Я ваш союзник, — кратко и решительно ответил нищий, рванув руку, чтобы вырваться из железных пальцев Кураноскэ. Посох с глухим стуком упал на землю. Вероятно, изнутри в бамбук был залит свинец или что-то в том же роде. Это обстоятельство делало личность незнакомца еще более загадочной.
Глядя в упор на своего спасителя, Кураноскэ спокойно и даже несколько неприязненно спросил:
— Говоришь, союзник… А с чего бы, собственно?
Прежде, чем ответить, нищий внезапно замахнулся и метнул свой посох, который, со свистом рассекая воздух, полетел в сторону поля, заросшего ситником. Там, где он упал, трава откачнулась в стороны, и в лунном сиянье обозначилась замершая в ужасе женщина. То была, разумеется, Осэн. Очнувшись, она в смятении пустилась наутек.
— Ну, что вы на это скажете? — негромко сказал нищий.
— Не знаю, на какую-нибудь наемную работницу она не похожа…
— Она шпионка Уэсуги. Все это покушение она и подстроила.
— Отчего бы вдруг Уэсуги так хотели меня прикончить? — усмехнулся Кураноскэ. — Ну хорошо, а все- таки кто вы такой, сударь? Откуда к нам пожаловали? И с какой радости так рьяно набросились на этих ронинов? То есть я, конечно, вам премного благодарен и ценю ваши благородные намерения, но в дальнейшем нужды в таком вмешательстве не нахожу.
По предварительной оценке Кураноскэ, он имел дело просто с симпатизировавшим ему ронином и не испытывал особого желания продолжать беседу.
Нищий молча смотрел на него в упор.
Достав бумажный платок, Кураноскэ обтер лезвие и вложил клинок в ножны.
«Разозлился, небось», — подумал он про себя.
Однако его нежданный спаситель, весь подобравшись, вдруг сказал:
— Я знал, что мое вмешательство будет вам неприятно. Прошу принять мои извинения.
Повернувшись, он собрался уходить, но перед тем сошел с насыпи подобрать свой посох.
Кураноскэ испытывал странное чувство. Что-то подсказывало ему, что перед ним человек незаурядный.
— А все же, сударь, не могли бы вы назвать свое имя? — попросил он, на сей раз придав голосу обычную для него мягкую тональность.
Незнакомец обернулся:
— Не кажется ли вам, что в этом нет необходимости?
— Нет-нет, — настойчиво повторил Кураноскэ, — должен же я знать имя человека, которому обязан своим спасением!
— Но я всего лишь выполнял приказ, — твердо ответил нищий, вновь повергнув собеседника в изумление.
Приказ? Чей же приказ? Значит, кто-то из сочувствия к нему, Кураноскэ, приставил к нему тайных телохранителей? Дело принимало все более загадочный оборот. Кураноскэ, не зная, что и подумать, обратился к незнакомцу:
— Странные речи вы ведете, сударь. Извините, но, мне кажется, некто, кого я не знаю, слишком переоценивает значение моей персоны. Если так оно будет и дальше продолжаться, то, боюсь, все сведется к тому, чтобы лечить здорового от расстройства желудка. Мало ли, сколько еще будет таких происшествий, как нынче ночью — да вы со мной хлопот не оберетесь, право! Ни к чему это! Когда вернетесь, так и передайте вашему господину. Скажите, что, мол, Оиси премного благодарен, но уж впредь тем паче ронину Кураноскэ Оиси не пристало причинять хлопоты важным особам. Ха-ха-ха… Да и какие уж опасности могут меня подстерегать в нашем благополучном мирном государстве?!..
Незнакомец, ничего не отвечая, в упор смотрел на Кураноскэ, однако, завидев приближающиеся тени меж сосен, встрепенулся и, обронив одно слово: «Простите!» — быстро пошел прочь.
— Отец! — раздался поблизости знакомый голос.
Это Тикара, услышав от Хатискэ о засаде, во весь дух примчался на помощь отцу.
— Я здесь, — ответил Кураноскэ, провожая глазами нищего, пока тот не скрылся в густой поросли ситника.
Перевал Ёродзу
Вскоре после описанных событий тот самый нищий, подойдя к глинобитной ограде усадьбы Яхэя Хорибэ, что в третьем, внутреннем кругу укреплений замка Ако, легко подпрыгнул и одним рывком перемахнул через стену. По всем повадкам его можно было принять за вора, отправившегося на ночной промысел. Осторожно пробираясь в тени деревьев, он вскоре оказался под круглым окошком. Это было единственное место в доме, где внешние ставни были не закрыты.
— Ясубэй! — тихонько позвал пришелец.
В отсвете луны на
— Сейчас, — послышался приглушенный ответ из комнаты, где хозяин, очевидно, вставал и одевался.
— Вернулся, значит?
Голос принадлежал приемному сыну хозяина усадьбы Такэцунэ Ясубэю.
— Ну, как там? Все прошло успешно?
— Да уж, всю эту свору спровадили, — с усмешкой ответствовал Нищий, перевесившись по пояс в
