— А, знаешь, таке вещество, яке легче воздуха. По своей природе воно стремится подняться к небу, и при цьом потянет за собой и нас.
— Как тебе удалось собрать вещество, если оно легче воздуха? Почему оно попросту не улетучилось?
— Достаточно практичный вопрос, паренёк, показывающий, шо из тебе может получиться инженер. Да, в природе воно встречается реже, чем зубы у курыци, но мы зробылы его сами, внизу, в поселении. Наши алхимики постаралысь. Затем мы по трубам закачалы его в аэростат над нами.
„Аэростат“. Это заставило Феликса забеспокоиться ещё больше. Он подумал о крошечных горячих воздушных шариках, которые он ребёнком делал из бумаги. Казалось немыслимым, чтобы подобная вещь могла поднять вверх вес цельного металла, что он и высказал.
— Так и есть, подъёмный газ гораздо эффективнее горячего воздуха, а аэростат над твоей головой сделан не из металла, неважно, шо вин так выглядыть. Вин зроблен из более пластичного материала. Его тоже создали алхимики.
— Что если газ просочится?
— О, такого не случится! Бачишь, внутри того велыкого аэростата есть сотни маленьких шариков. Мы называем их газовыми мешками или ячейками. Даже если одын из ных порвётся, це не буде иметь велыкого значения, потому шо для подъёма у нас останется множество других. Может прорваться даже половина маленьких шариков, прежде чем мы потеряем высоту, причём це буде происходить постепенно. Було б неестественно, если вси воны прорвались одновременно.
Феликс мог понять смысл подобной схемы. В самом деле, маловероятно, что разом прорвёт все те тысячи маленьких шариков, что находятся в аэростате.
Если по ним выпустят сотни стрел, которые даже смогут пробить внешнюю оболочку аэростата — будут проколоты лишь те ячейки, что ближе к внешней стороне. Ясно, что Макайссон существенно озаботился безопасностью своего детища.
Где–то в задней части корабля прозвенел колокол. Оглянувшись, Феликс увидел, что трап втянут на место, а отверстие закрылось. Это его немного успокоило.
— Ось сигнал, шо мы готовы отправляться, — сказал Макайссон.
Он потянул за один из небольших рычагов у руки, и прозвучал паровой свисток. Внезапно инженеры, заполнявшие корабль, стали занимать позиции вокруг. Феликс услышал одобрительные крики, доносящиеся с поверхности земли.
— Прыстегниться! — проорал Макайссон и потянул за другой рычаг.
Откуда–то из–под корабля донёсся звук заработавших двигателей. Их гул едва не оглушал. По бокам корабля гномы начали сматывать тросы на огромные барабаны, точно толпы матросов, поднимающих якоря. Медленно Феликс начал ощущать движение. Потоки воздуха ударили в лицо. Воздушный корабль начал подниматься и продвигаться вперёд. Почти против желания, он подошёл к борту корабля и посмотрел через иллюминатор. Земля под ними начала мелькать, а весь комплекс сооружений Одинокой Башни остался позади. Крошечные фигурки гномов на земле махали им, и Феликс, повинуясь импульсу, помахал в ответ. Затем он почувствовал головокружение и отошёл от окна.
И впервые до его сознания дошло, что он действительно находится на летающем корабле, который держит путь к неизведанным местам. Потом Феликс начал прикидывать, каким образом они будут совершать посадку. Насколько ему известно, в Пустошах Хаоса нет ангаров и огромных стальных башен.
Варек провёл его вниз по металлической приставной лестнице, вделанной в корпус воздушного корабля. Феликс был рад уйти с командной палубы, подальше от толпы взволнованных гномов. Гудение двигателя было слышно даже сквозь толстый стальной корпус корабля, и иногда Феликс без всякого повода мог обнаружить, как под его ногой прогибается пол.
Внезапно весь корабль накренился на одну сторону. Феликс инстинктивно вытянул свою руку и удержался за стену. Его сердце ушло в пятки, и на мгновение он решил, что они падают навстречу своей гибели. Он обнаружил, что вспотел, несмотря на прохладу.
— Что это было? — нервно спросил он.
— Вероятно, всего лишь боковой ветер, — радостно ответил Варек.
Заметив недоумение Феликса, он начал объяснять:
— Та часть корабля, в которой мы находимся, называется гондола{18} . К оболочке аэростата, что над нами, крепится она не жёстко. В действительности, мы подвешены на тросах. Иногда ветер налетает сбоку, и вся гондола начинает поворачиваться в том направлении. Беспокоиться не о чем. Макайссон утверждает, что спроектированный им воздушный корабль способен, если понадобится, лететь сквозь бурю.
— Надеюсь, что это так, — сказал Феликс, снова найдя в себе мужество передвигать ногами.
— Разве это не волнительно, Феликс? — спросил Варек. — Дядя говорит, что мы, наверное, первые создания, когда–либо летавшие на такой высоте с помощью механизмов!
— Это лишь означает, что падать нам придётся дольше, — пробурчал Феликс.
Феликс лежал на короткой гномьей койке и разглядывал стальной проклёпанный потолок своей каюты. Ему сложно было расслабиться из–за мысли о большом расстоянии до земли и периодических раскачиваний судна. Он был рад обнаружить, что небольшая койка была привинчена к полу комнаты во избежание смещения. Так было и с металлическим сундуком, в который он побросал свои вещи. Это было хорошее инженерное решение, показывающее, что гномы задумываются о вещах, о которых он бы и не догадался. Что было вполне в их духе, и Феликс признавал, что как народ, гномы были едва ли не совершенны.
Феликс перевернулся на живот и прижал лицо к иллюминатору — небольшому кружку очень толстого стекла, вделанному в борт воздушного корабля. Почти немедленно похолодел кончик его носа, и стекло затуманилось дыханием. Он протёр его и увидел, что они поднимаются всё выше и под ними лежит почти безбрежное белое море облаков.
В представлении Феликса то было зрелище, ранее доступное лишь богам и волшебникам, и оно вызвало по всему его телу дрожь возбуждения и страха. Сквозь внезапный пробел в облаках он мог видеть пёструю мозаику полей и лесов, лежащих далеко внизу. Корабль находился столь высоко, что в тот момент Феликс мог рассматривать поверхность мира, словно карту, переводя взгляд от деревни к деревне простым поворотом головы. Он мог проследить течение ручьёв и рек, словно они были набросками пера какого–то богоподобного картографа. Затем облака снова сомкнулись, проносясь под ним словно заснеженное поле. А над ними было несравнимо голубое небо.
Бросив всего лишь взгляд с подобной высоты, Феликс почувствовал себя избранным. Возможно, подумалось Феликсу, нечто подобное чувствует сам Император, когда смотрит вниз с седла своего пегаса и оглядывает свои владения, протянувшиеся далеко за пределы его царственного взора.
Феликс решил, что гондола „
Феликс недоумевал, как так получилось, что он решился присоединиться к гномам. Уверенности у него не было. По сути, перспектива была впечатляющей — совершить путешествие на мощном воздушном корабле, посетить место, куда три тысячи лет не ступала нога человека. Если бы только вместо Пустошей Хаоса они направлялись в любое другое место, он бы моментально уверился в том, что ему повезло.
Феликс не был особо мужественным человеком, но без ложной скромности полагал, что не является и трусом. Мысль о том, на что способно это судно, взволновала его. Горы и моря — не преграды для машины,
