процессия людей и повозок тянулась по пыльной дороге. Когда служба закончилась, пестрое одеяло из цветов покрыло свежие могилы.
И все это время Грэшем ни на минуту не покидал Сьюзен.
Он держал ее за руку, когда женщины обмывали тело Нэйта. Грэшем занимался гробом и памятником. Он неизменно заботился о том, чтобы на плите Сьюзен всегда кипел кофейник, а лошади навещавших ее женщин были напоены и накормлены. Грэшем заставлял Сьюзен есть и выводил на прогулку. Он упаковал книги, игрушки и одежду Нэйта и отнес коробку в погреб, чтобы все это не попадалось до времени на глаза Сьюзен.
По вечерам они сидели на крыльце, касаясь друг друга плечами, и Грэшем слушал рассказы Сьюзен о Нэйте, об их путешествии на Запад, об обедах в столовой миссис Алдер. Она вспоминала улыбки, жесты, словечки, присущие только Нэйту и никому другому.
Горестно вздохнув, Сьюзен уронила голову на руки.
— Почему я заставила его ждать дня рождения? Почему не подарила щенка сразу же, как только он попросил? — Она терзала себя мыслями о щенке, отчаянно желая повернуть время вспять.
Подняв голову и увидев, что глаза Грэшема тоже увлажнились, она уткнулась ему в грудь.
— О Грэшем! За всю жизнь он попросил у меня только щенка! И я заставила его ждать. А теперь у Нэйта никогда уже не будет щенка!
Грэшем обнял Сьюзен и прижался щекой к ее волосам.
— На небесах наверняка есть щенки, — отозвался он. — Какие же это небеса, если там нет щенков для маленьких мальчиков, которые будут любить их и играть с ними? — Руки Грэшема крепче сжали ее. — Я тоже любил его, Сьюзен.
Обнимая друг друга, они тихо плакали.
Ночью, на пятый день после похорон, Грэшем поднялся со ступеньки, на которой они просидели весь вечер, и протянул руку Сьюзен.
— Уже около полуночи. — Он вгляделся в ее лицо при свете звезд. — Вы очень утомлены.
— Должно быть, вы тоже устали. — Грэшем спал в кресле у окна на случай, если вдруг понадобится ей. Подняв руку, Сьюзен коснулась кругов у него под глазами. Слишком измученная, она не задумывалась о том, куда делись его очки. — Поезжайте домой. Выспитесь в собственной постели и хорошенько отдохните.
Сьюзен вдруг пришло в голову, что если Грэшем и дальше будет оставаться с ней, это даст повод для сплетен. До вчерашнего дня миссис Алдер тоже ночевала у нее, но нынешним вечером они были одни. Оба подумали об этом почти одновременно.
— Полагаю, мне надо вернуться в город, — с явной неохотой проговорил Грэшем, пытливо глядя в ее бледное лицо. — С вами все будет в порядке?
Вопрос удивил Сьюзен. Никогда уже с ней не будет все в порядке, никогда уже она не почувствует радости жизни. Нэйт был смыслом ее существования, ради него она жила и боролась. Теперь в душе Сьюзен осталась бездонная пустота. Нелепая смерть Нэйта унесла с собой все, чем она дорожила.
— Да, — солгала Сьюзен, сморгнув слезы.
Приподняв ее подбородок, Грэшем заглянул в глаза Сьюзен.
— Вы действительно хотите, чтобы я ушел, Сьюзен? — прошептал он.
Ее обдало теплом, лучившимся из его темных глаз. В течение этих мучительных дней только поддержка и участие Грэ-шема помогали Сьюзен справляться с ужасом и холодом, поселившимися в ее сердце. Она не знала, сможет ли жить, если Грэшем покинет ее.
Сьюзен судорожно вцепилась в его рукав.
— О, Грэшем, обнимите меня, изгоните из моей души холод, боль и невыносимую пустоту! Верните мне Нэйта! Я хочу, чтобы все было как прежде и я снова смотрела, как вы вместе удите рыбу. Объясните мне, почему это случилось! Почему, Грэшем? Почему это был именно Нэйт? Почему? — Слезы ослепили ее.
Он стремительно привлек ее к себе, прижал к груди, подхватил на руки и понес в коттедж за перегородку, отделявшую постель. Медленно и нежно Грэшем опустил Сьюзен на одеяло, лег рядом и откинул локоны с мокрых щек.
— На это нет ответа, дорогая моя Сьюзен. Думаю, вы это понимаете. Мы только терзаем себя, задаваясь подобными вопросами. — Притянув ее к себе, он целовал ее виски и слизывал соленые слезы в уголках глаз. — Нам остается только смириться с Божьей волей и жить дальше.
Сьюзен прижалась к Грэшему, черпая в нем силу, обретая покой в его тепле, знакомом запахе и нежных поцелуях.
— Мне так холодно. — Летняя ночь была теплой, за день коттедж прогрелся, но ее сотрясал озноб. Она не могла согреться с той минуты, как воды озера сомкнулись над ее головой.
Грэшем натянул на них еще одно одеяло, обвил Сьюзен руками и нежно прижал к своей груди. Его губы скользили по ее волосам, лбу, векам, касались рта.
Сьюзен не знала, в какой именно момент их объятия и прикосновения перестали быть жестами взаимного утешения в общем горе и превратились в ласки любовников, изучающих и познающих друг друга.
Секунду назад она лежала в руках Грэшема, тихо плача, а теперь отвечала с нарастающим жаром на его поцелуи, которые выражали теперь любовь и страсть мужчины к желанной женщине.
К изумлению Сьюзен, ее тело медленно возвращалось к жизни. Вначале, впервые за несколько дней, согрелась кожа. Затем, когда Грэшем, расстегнув глухой воротник платья, поцеловал ее шею, вернулись ощущения. Впервые за последние дни она вздохнула полной грудью и снова почувствовала биение сердца. Какая-то неведомая сила, вступив в схватку с болью, отодвинула ее куда-то, где можно было совладать с ней и сосредоточиться на том, что происходило между ними.
— Да, — прошептала она, когда рука Грэшема легла на ее грудь. — Не останавливайся. — Сьюзен прижалась к нему бедрами, инстинктивно стремясь к жизнеутверждающей силе. Обвив шею Грэшема, она прильнула к нему губами и вернула поцелуй. Ею двигали отчаяние и внезапная, всепоглощающая страсть. Она нуждалась в Грэшеме, желала вырваться из мрака, где умирали чувства. Если суждено выжить, ее душа и тело должны обрести полноту существования. Необходимо убедиться, что жизнь чего-то стоит.
Грэшем отстранился, рассматривая в сумраке ее лицо.
— Сьюзен, ты уверена? — хрипло проговорил он. — Я не хотел бы воспользоваться…
Заглушив поцелуем слова Грэшема, она снова притянула его к себе. Когда их губы разомкнулись, они некоторое время молча взирали друг на друга. Потом начали лихорадочно раздеваться, нетерпеливо желая ощутить тепло обнаженного тела, устранить все преграды на пути к этому.
— Помоги мне, — прошептала Сьюзен, села на постели и повернулась к нему спиной, подставив шнуровку.
Дрожащими пальцами он очертил изгиб ее плеча.
— Как ты прекрасна! — Вытащив шпильки из пучка, Грэшем приподнял тяжелые шелковистые волосы и поцеловал ее в затылок. Дрожь удовольствия охватила Сьюзен, и она молча заклинала его поторопиться.
Осознав, что они нагие, оба внезапно ощутили робость. Когда Сьюзен осмелилась бросить взгляд на Грэшема, у нее перехватило дыхание. Его тело оказалось более мощным, чем она предполагала. Жаркий румянец залил ее щеки и шею, когда Сьюзен перевела взгляд на треугольник темных волос, сбегавших по плоскому животу к очевидному свидетельству его желания.
— Ты… очень мне нравишься, — чуть слышно проговорила она, изумленная собственной дерзостью. Сьюзен чувствовала, что ему необходимо ее одобрение. Румянец на щеках вспыхнул пуще прежнего.
— Ты самая прелестная женщина из всех, кого я встречал! — Склонившись над Сьюзен, Грэшем смотрел на нее с любовью и благоговением. — Такая маленькая и так безупречно сложена, так красива! Кажется, я мог бы ладонями обхватить твою талию. Я боюсь причинить тебе боль.
— Не бойся. — Сьюзен притянула его к себе и ахнула от удовольствия, когда тело Грэшема накрыло ее, а губы двинулись вниз по шее к груди.
Как и предполагала Сьюзен, Грэшем оказался нежным и утонченным любовником, а его прикосновения — ласковыми и умелыми. Но неожиданно для себя она ответила на страсть Грэшема и забыла в его объятиях обо всем. Ее охватила лихорадка возбуждения и желания. Сьюзен никак не ожидала, что они будут заниматься любовью до рассвета. Наконец их страсть нашла выход, и они теперь лежали задыхаясь,
