— Как идут дела? — спросил Феликс.
Борек кивнул головой. В его зубах была зажата нераскуренная трубка. Феликс понимал, что таким образом сказывается сила привычки. Борек не станет зажигать её так близко к аэростату.
— Медленно. Вчера сюда приходил Макайссон и сказал, что пройдёт несколько недель прежде чем воздушный корабль будет готов.
— А почему здесь нет его самого? Несомненно, он сам должен наблюдать за работами.
— Он заявляет, что его подмастерья знают всё, что необходимо. Перед тем, как мы отправились, команда была хорошо вымуштрована. Мы понимали, что он может не выжить, чтобы наблюдать за ремонтом, который может нам потребоваться.
По выражению лица старого гнома, Феликс мог предположить, что тот думает о ком–то другом, кто сейчас не может наблюдать за работами — о своём племяннике. Учёный продолжил:
— Макайссон одержим идеей убийства дракона. Он вошёл в раж. Закрылся в своей мастерской и конструирует оружие для убийства зверя. Макайссон отказывается от еды и питья, а сюда вчера пришёл посмотреть на ход ремонта лишь потому, что я целый час стучал в его дверь.
Феликс заглянул в глаза учёному.
— Даже ты думаешь, что Макайссон может создать что–нибудь, что будет способно уничтожить Скьяландира?
Борек пожал плечами.
— Если кто–то и сможет, то он. Макайссон — гений. Многие столетия сообщество гномов не порождало столь замечательного инженера, как он.
— Тогда жаль, что он стал Истребителем.
— Да. В противном случае он мог бы изменить мир. Если бы его теории были приняты. Если бы его не преследовала Гильдия Инженеров. Но его имя так и так попадёт в историю. Сооружение этого воздушного корабля — деяние, достойное Предков. И Макайссон довёл его до Караг–Дума, а это означает, что если не он сам, то имя его будет жить вечно.
— Это настолько значительное событие?
— Более, чем ты в состоянии представить. Твоё имя тоже будет жить столь же долго, как сами горы, Феликс Ягер. Твоё участие в уничтожении демона и возвращении молота Огнебородого стало тому порукой.
Феликс нашёл подобную мысль необычной. Он был не уверен, что чувствует, располагая знанием о том, что имя его будут помнить в грядущих столетиях, долгое время после его смерти. Прямо сейчас Феликсу не хотелось думать о смерти. Подобные мысли он не находил приятными.
— Где теперь молот?
— В храме Гримнира. Харгрим оставил его там до поры до времени.
Феликсу в голову пришла идея. Им овладело любопытство.
— Когда–нибудь мне захочется увидеть храм изнутри.
— Обычно люди не допускаются к осмотру святая святых храма Гримнира, — Борек помедлил мгновение. — Но ты — Носитель Молота, боги взирают на тебя с благосклонностью, и я полагаю, для тебя может быть сделано исключение.
— Мне это нравится, — сказал Феликс.
Это может оказаться важным, если когда–либо он соберётся написать историю о приключениях Готрека. Возможно, осмотр внутренности храма сможет дать ему некоторое понимание особенностей характера гномов.
— Спасибо тебе, — произнёс Феликс. — Я пойду.
— Да хранят тебя Боги–Предки, Феликс Ягер.
— Тебя тоже, — пожелал Феликс и удалился.
Серый провидец Танкуоль наблюдал, как облако пыли подбирается всё ближе. Оно поднялось до неба. Словно бы всю траву на равнинах охватило огнём, и в небо взметнулся шлейф дыма. Земля сотрясалась. Он слышал грохот сотен копыт, бьющих оземь. Нос Танкуоля подёргивался. Он ощущал небольшую концентрацию искривляющего камня, холодное оружие и плоть, человеческую и нечеловеческую. Его особенные чувства предупреждали о присутствии мощной магии. Танкуоль и Ларк обменялись испуганными взглядами, враждебность временно сходила на нет, когда они встретились с угрозой их обоюдному существованию.
Почти, да не совсем. Танкуоль быстренько прикинул, не сбежать ли ему и оставить Ларка одного встречать то, что надвигается на них. На месте его удержало лишь понимание, что это наверняка бессмысленно. Инстинкты подсказывали ему, что к ним приближается столь много врагов, что пока некоторые из них будут заниматься Ларком, у прочих будет достаточно времени, чтобы заняться его поисками. Рядом с Ларком, по крайней мере, оставалась возможность хоть какой–то защиты. В подобные моменты напряжённости, когда была велика потребность выпрыснуть мускус страха, запах других крысолюдей обнадёживал даже столь независимого скавена, как серый провидец Танкуоль.
— Конные воины, проницательнейший из властителей? — прогромыхал Ларк.
Танкуоль потряс рогатой головой и обнажил клыки. Во рту ощущалась сухость. Сердце колотилось в груди. Он сдерживал позыв начать набивать рот последними остатками порошка искривляющего камня.
— Нет. Другие. Не человеки.
— С севера? Из Пустошей?
— Да! Да! Воины в чёрной броне. Изменённые звери. Прочие твари.
— Ты видел это? Рогатая Крыса даровала тебе видение?
«Явного ощущения нет, — подумал Танкуоль, — но признаваться в этом Ларку нет никакого смысла». Поэтому Танкуоль многозначительно молчал, вглядываясь в облако. Пыль вызывала слёзы на его розовых глазах и щекотала нос. Мускусные железы Танкуоля напряглись, и он щёлкал хвостом, пытаясь снять напряжение. Ларк издал низкий угрожающий рык. Танкуоль пристально уставился в приближающееся облако пыли, пытаясь там что–либо разглядеть.
Внутри облака двигались какие–то фигуры. Массивные тёмные очертания медленно появлялись из сумрака и становились всадниками. Танкуоль повидал множество верховых воинов, называемых глупыми людишками „рыцари“, когда служил Совету Тринадцати в Бретонии. Всадники на лошадях напоминали ему тех, разве что их доспехи были сделаны из чёрного металла с латунными обводами. Броня была более замысловатой, чем любые из когда–либо виденных Танкуолем доспехов людей. Демонические лица, перекрученные руны, загадочные символы – всё это казалось отлитым в стали с помощью неких магических способов.
С нагрудника доспехов одного воина раззявила пасть демоническая рожа. Шлем воина был выполнен в виде лика демона, а из под забрала пристально всматривались блестящие красные глаза. У другого доспехи покрывали чудовищного вида шипы, а в бронированном кулаке он сжимал столь же шипастую булаву с навершием в форме вопящей человеческой головы. Доспехи третьего мерцали зловещим жёлтым светом, мягко пульсируя, словно отзываясь на сердцебиение носителя. За ними надвигались остальные всадники, облачённые в столь же необычно изукрашенные доспехи.
Покрытое пламенными рунами оружие воинов также было сделано из чёрной стали. Воины были вооружены мечами и булавами, кавалерийскими копьями и моргенштернами. На их щитах находились символы одной из четырёх Сил Разрушения — Тзинча, Великого Преобразователя. Лошади были огромны, гораздо крупнее тех скакунов, что использовали люди. Им и следовало быть такими, чтобы выдерживать своих здоровенных всадников и вес невероятно замысловатой, состоящей из нескольких частей конской брони. Как и у всадников, глаза скакунов светились недобрым дьявольским огнём. Словно распахнулись врата ада, и эти ужасные призраки выскочили прямо оттуда.
Воины Хаоса имели ужасающий вид, но, насколько понимал Танкуоль, ещё более устрашающим было то обстоятельство, что те всего лишь авангард обширной орды. «Что же натворили эти злодеи, Феликс Ягер и Готрек Гурниссон?» — гадал Танкуоль. Он ни минуты не сомневался, что наступление этой чудовищной армии как–то связано с их путешествием в Пустоши Хаоса. Как раз в их манере растревожить осиное гнездо зловредных сил, а затем сбежать, подставив других под удар. «Да пожрёт их души Рогатая Крыса», — выругался Танкуоль.
