Никто не знает, чем она вызывается. Кто–то говорит о тёмном влиянии Хаоса. Кто–то — о каре богов грешному человечеству. Не вызывает сомнения лишь одно — если чума выбрала тебя своей жертвой, тут уже весьма немного можно сделать для спасения. С этим смертельным заболеванием безуспешно боролись лучшие медики и наиболее могущественные маги. Феликс быстро отошёл от тела и хотел своей рукой утешающе обнять Элиссу. Она осторожно увернулась, словно он был переносчиком заразы.
— Я не болен чумой, — заявил он оскорблённо.
— Ты не можешь этого знать.
Феликс поглядел на тело и содрогнулся.
— Для этого бедняги день однозначно оказался не самым удачным, — сказала Элисса.
— Что ты имеешь в виду?
— Взгляни. На его рубахе чёрная роза. Он только что с похорон.
— Да уж, а теперь ему предстоят его собственные, — тихо произнёс Феликс.
— Сегодня это уже четвёртая смерть от чумы, о которой я слышал, — сказал Хайнц, когда Феликс рассказал ему новости. — Парни в баре ни о чём, кроме этого не говорят. Они делают ставки на то, каким будет это число с наступлением ночи.
С одной стороны эти известия порадовали Феликса. Последние несколько дней горожане обсуждали лишь сожжение Колледжа Инженерии. Большинство заявляли, что это саботаж, предпринятый последователями Хаоса или бретонцами. Феликс испытывал продолжительные угрызения совести, когда вспоминал о своём участии в том событии.
— И что ты думаешь? — поинтересовался Феликс, оглядывая, сколь много людей собралось. Бар был заполнен до отказа, и неизбежная толкотня уже приводила к размолвкам. Феликс предчувствовал, что вечер определённо не обойдётся без неприятностей.
— Я поставил на то, что их будет десять. Год назад, когда пришла Красная Оспа, к полуночи помирало до двадцати человек. Но та Красная Оспа была опасной. Худшей за двадцать лет. И всё же нельзя предугадать, эта может оказаться ещё хуже, пока не закончится.
— Я имел в виду, что, по–твоему, её вызывает? — сказал Феликс. — Каким образом она распространяется?
— Я не медик, Феликс, я — бармен. Полагаю, что её разносят непослушные дети и ведьмы. Так говаривала моя жена — старая Лотта.
— Думаешь, я мог подхватить её от того бедняги?
— Возможно. Но я не беспокоюсь. Я думаю, что когда старикан Морр вытащит из своей большой чёрной шляпы твоё имя, тут уже ничего не поделать. Я уверен только в одном.
— В чём же это?
— Это хорошо для дела. Как только приходит чума, люди наполняют таверны. Они хотят забыться, и как можно скорее.
— Может, они желают помереть пьяными.
— Есть куда худшие способы расстаться с жизнью, малыш Феликс.
— Да уж.
— Ладно, ты лучше пойди и помешай тем тилеанцам поставить друг друга на ножи, а то скоро мы сможем это пронаблюдать наглядно.
— Я разберусь с этим.
Феликс пошёл и быстро вмешался в перепалку. Через несколько секунд у него были более неотложные поводы для беспокойства, чем заражение чумой.
— Итак, чума тебя не беспокоит? — спросил Феликс, уклоняясь от замаха пьяного солдата–наёмника.
— Никогда не подхватывал, человечий отпрыск, — ответил Готрек Гурниссон.
Схватив наёмника за ухо, он опустил его голову на уровень своей и затем отвесил мужчине удар головой, от которого кровь хлынула из разбитого носа человека, добавив новый широкий след на громадный хохол выкрашенных в рыжий цвет волос Истребителя.
— Я побывал в дюжине осад. Люди мёрли, как мухи, а я был в порядке. Гномы обычно не заболевают чумой. Это удел менее выносливых рас, вроде эльфов и людей.
Феликс схватил двух скандалящих дружков наёмника за загривки и поставил их вертикально. Готрек подхватил одного, Феликс второго, и они выставили их через вращающиеся двери на грязную улицу.
— Худшее, что у меня бывало — это тяжёлое похмелье, — сказал Готрек.
— И не возвращайтесь! — проорал он на улицу.
Феликс повернулся, чтобы осмотреть бар. Как и предсказывал Хайнц, бар был полон. Дворяне, забавы ради ошивающиеся в трущобах, смешались с половиной городских головорезов и распутников. Большая группа наёмников, только что пришедших с караваном из Мидденхейма, тратила свои деньги так, словно это был их последний день.
«А может, они правы, — подумал Феликс, — может, не будет никакого завтра. Может, правы все эти пророки с перекрёстков. Возможно, приближается конец света. Несомненно одно, мир сегодня прекратил своё существование для того человека, который умер на улице».
В дальнем углу он заметил Элиссу, разговаривающую с мускулистым молодым парнем, одетым по– крестьянски, в грубую рубаху и узкие штаны. На мгновение их беседа стала оживлённой, затем Элисса повернулась, чтобы уйти. Только она это сделала, юноша поднялся и схватил её за запястье. Феликс начал продвигаться, чтобы вмешаться. Быть облапанной — профессиональный риск прислуживающих официанток, но ему не хотелось, чтобы подобное происходило с Элиссой. Она повернулась и что–то сказала юноше. Тот разжал руку и немедленно дал ей уйти, на его лице было выражение какого–то потрясения. Элисса оставила его там, с раскрытым ртом и страдающим взглядом в глазах.
Элисса поспешила мимо с поднятой головой, неся полный поднос пустых кружек. Феликс поймал её за руку, развернул и поцеловал в щёку.
— Я не болен чумой, — сказал он, но она всё равно увернулась.
Феликс слышал, что слово „чума“ обсуждается за каждым столом. Словно во всём проклятом городе не было других тем для разговора.
— Честное слово, не болен, — тихо прибавил Феликс.
Он обернулся и заметил, что юноша, с которым разговаривала Элисса, уставился на него гневным взглядом. Феликс склонялся к тому, чтобы подойти и переговорить с ним, но прежде чем он смог это сделать, молодой крестьянин поднялся и широким шагом, не сворачивая, прошёл к двери.
— Я знаю, что ты не болен чумой, — сказала Элисса, теснее прижавшись к Феликсу на соломенной постели, которую они делили.
Она достала соломинку из дыры в матрасе и начала ей щекотать его под носом.
— Тебе не нужно мне постоянно об этом говорить. В самом деле, я хочу, чтобы ты просто помалкивал на эту тему.
— Может быть, я пытаюсь убедить самого себя, — сказал он, схватив за запястье и обездвижив её руку.
Своей другой рукой он дотянулся и стал её щекотать.
— С кем это ты недавно разговаривала? — спросил он.
— Когда?
— Внизу, в баре. Молодой человек. Выглядел так, будто только что с фермы.
— А, тогда ты его видел? — спросила она голосом, полным притворной невинности.
— Именно так.
— То был Ганс.
— Кто такой этот Ганс? — спокойно поинтересовался Феликс.
— Он просто друг.
— Похоже, он так не считает, судя по взгляду, которым он на меня посмотрел.
— Мы раньше вместе возвращались в мою деревню, но он очень ревнив и у него скверный характер.
— Он бил тебя?
— Нет, он бил любого мужчину, который, по его разумению, неправильно смотрел на меня.
