– Но послушай, зачем ты создаешь себе проблемы, если тебя ждут тридцать тысяч?
– Я не создаю себе проблем. Просто дело в том, что этого слишком мало.
– А что ты за них должен сделать?
– Пока еще точно не знаю.
– За тридцать тысяч я бы сделал все что угодно.
Размышляю, что можно на это сказать.
– Тридцать тысяч – это, дружище, ничто. Тридцать тысяч – тьфу, плюнуть и растереть. Пять миллионов – вот это сумма. Хоть есть о чем поговорить. А вот десять миллионов – это уже многовато.
– О чем ты, собственно, говоришь?
– Я с такой цыпочкой познакомился: титьки твердые, зад упругий. Зовут Сабина, глупа как пробка. Но делает все, что я скажу, потому что за это я плачу ей деньги.
– Ага.
– Что значит «ага»! Это, по крайней мере в данный момент, удобнее, чем впутываться в новые истории с бабами.
– Вон как ты заговорил! Видимо, у тебя с ними одни неприятности.
– Да уж, хватает. Но все-таки еще раз: тридцать тысяч – это много или мало?
– Мало, если из-за них придется уехать из страны. Мало, если из-за них придется скрываться. Мало, если из-за них придется потерять… себя.
– Ну да, можно и так рассуждать, – говорю я.
Заказываем обед. Официант советует взять свежих омаров. Мы не против. Омаров и бутылку белого «Лакрима Кристи» 1993 года, пожалуйста.
– Ты сам разберешься, что делать.
– Хочешь верь, хочешь не верь, но своими словами ты мне здорово помог.
– А что такого я сказал?
– Да насчет того, что можно потерять себя.
– Ну и замечательно, я очень рад. Я же говорил, что, если это в моих силах, я с удовольствием тебе помогу. Вот я тебе и помог. Тут возникает вполне закономерный вопрос, готов ли ты помочь мне.
О, это понятно. Он, естественно, использует наш разговор по полной программе. Но меня это как раз устраивает. Быстро прикидываю, какую сумму можно назначить предельной. Советуюсь с самим собой и останавливаюсь на десяти тысячах.
– Мне нужно полететь с Бабс на Манилу, там она сможет сделать документальный фильм про ящериц. Говорят, они там водятся. Мы полетим вместе, а потом устроим себе отпуск.
– Манила…
– Ты даже представить себе не можешь, сколько стоят билеты. Не лететь же экономклассом, сдохнешь.
– Пожалуйста, больше ничего не говори. Если я правильно помню, ты должен мне около сорока тысяч.
– А ты задолжал мне руку помощи. Только что сам это сказал.
– Что ты от меня хочешь?
– Пусть сорок превратится в пятьдесят. Как раз сейчас у меня в работе сценарий рекламного ролика про аэропорт. Гонорар шестьдесят тысяч. Но пока это мираж. Деньги я получу через три месяца, когда все будет готово. Тогда я и отдам тебе твои пятьдесят тысяч.
– Да-а, в такой ситуации я был бы идиотом, если бы не одолжил тебе денег. Тут слышны отзвуки настоящего бизнеса.
Мой сарказм его нисколько не интересует. Он пьет за меня. Я тоже поднимаю бокал и говорю:
– Мой дорогой друг Маркус, ты даже не представляешь,
Молчание Маркуса несколько затягивается. Наконец он делает большой глоток, отодвигает стакан и говорит:
– Не знаю, что и сказать, Томас. Имей в виду, что я считаю тебя клевым парнем.
– Дорогой мой, это не может не радовать. Я тоже считаю себя клевым парнем. И тебя, кстати, тоже.
35
Рано утром, выспавшийся, хорошо одетый, с багажом, иду на вокзал, чтобы ехать к Марианне. Похоже, что мне покровительствует добрая фея.
Марианна позвонила мне и пригласила. Она сказала: «Приезжай к нам с Оливией. Мы будем рады видеть тебя. Оливия устраивает праздник». «Это совсем другое дело», – подумал я и согласился. Серьезно, приглашение прозвучало настолько необременительно, без всяких «если» и «но», без всяких дополнительных условий и оговорок, без обычных в таких случаях натяжек. У меня просто груз с плеч свалился. Поэтому я шагаю к такси легкой, пружинистой походкой, и таксист, уверенно и с приятной скоростью доставивший меня на вокзал, получает соответствующие чаевые, за которые с достоинством