не говоря уж о Румених, которая время от времени начинает паниковать, как, например, сегодня, и тогда ей хочется, чтобы появился кто-нибудь, кто решит все проблемы одним движением руки. Но, к сожалению, мановения одной руки, даже самой гениальной, здесь явно недостаточно – уж больно все запуталось. Насколько я знаю, Козик был строительным магнатом, который в пятидесятые годы создал империю недвижимости, состоявшую из многочисленных компаний, владевших огромными средствами. Занимался он этим исключительно с помощью кредитов, полученных в нашем банке. Объем предприятия оценивался в сумму, намного превышавшую миллиард. В какой-то момент, на фазе самых высоких процентов, фундамент его капиталов, никогда не отличавшийся особой прочностью, развалился, и банк больше не захотел участвовать в этом деле. Мы вышли из игры. Были требования назначить аукцион, пустить имущество с молотка, объявить банкротство. Меж тем некоторые тяжбы длятся уже более двадцати лет. Никто не знает, сколько всего денег потерял банк на этой истории. На самом деле даже потеря миллиарда – и это в худшем – случае не очень сильно отразилась бы на положении нашего банка. Невозвращенные кредиты списываются по налогам как убытки. Но это, конечно, не аргумент, который можно привести на полном серьезе. Пораженцам нечего делать в банке. Необходимо спасти то, что еще можно спасти. Очень удобно поручать сотрудникам, претендующим на руководящие посты, абсолютно безнадежные дела и требовать при этом неукоснительного соблюдения предписаний. Если вам кажется, что я иронизирую, то вы ошибаетесь. Не исключено – и даже вполне вероятно, – что сотрудника, занимающегося делом Козика и сделавшего ошибку, вдруг обвинят в том, что именно из-за него банк потерял целый миллиард. Что тогда будет, вы и сами представляете – хотя, может, и не представляете.
Молодые сотрудники, услышав про дело Козика, сразу же делают стойку, пытаясь набрать очки. Но очень быстро понимают, что имени на этом себе не сделаешь. Румених тоже пытается выслужиться: хочет за год решить проблему, от которой ее предшественник пятнадцать лет бегал как от чумы. И все потому, что она хочет выслужиться перед руководством банка. Но любой в нашем отделе знает, что попытки расправиться с делом Козика не приносят ничего, кроме несчастий. Говорят, что дерьмо не пахнет, пока его не тронешь. И это на самом деле так.
– Конечно, мы с вами оба несколько упустили время.
Пытаюсь услужливо улыбнуться, но она не реагирует.
– Честно говоря, мне не кажется, что я один несу за это ответственность.
Румених смотрит на меня сверлящим взглядом и молчит. Какое-то время пытаюсь не сдаться, но потом опускаю глаза. И только теперь она продолжает:
– Я полагаюсь на вас, господин Шварц.
Возвращаясь в свой кабинет, чувствую себя препаршиво. Почему именно я? Любой ответ на этот вопрос звучит не слишком ободряюще. Неужели теперь речь может идти только о том, чтобы сохранить работу? Собственно говоря, в этом году я собирался стать руководителем отдела по работе с проблемными клиентами, но они утерли мне нос, назначив Румених. Сначала считалось, что всего на три месяца. Этот срок давно прошел, но о кадровых перестановках никаких слухов нет. Конечно, никто никогда прямо не говорил, что меня ждет повышение. Но если ты являешься заместителем руководителя отдела, то логично, что когда-нибудь станешь и руководителем. Мне нужно побыстрее решить, как поступить с делом Козика.
6
В выходные приедет тетушка Марианны. После долгих споров я наконец согласился, что и в субботу, и в воскресенье буду в их распоряжении хотя бы после обеда. Собственно говоря, в тетушке Марианны ничего плохого нет, но мне тяжело находиться в обществе пожилых людей. Дело совсем не в возрасте, а в некоторой специфичности их поколения. Оливия приезжает поездом, я жду ее на перроне. Марианна убирает квартиру и готовит торжественный коктейль. Хлопоты Марианны кажутся мне чрезмерными. Она же утверждает, что ей хочется «навести красоту» именно потому, что приезжает тетя. Но вот именно эту-то «красоту», которую «наводит» Марианна, я просто на дух не переношу.
Замечаю Оливию сразу же, как только она выходит из поезда. Подхожу к ней, и мы тепло обнимаемся, приветствуя друг друга. Беру у нее багаж. По дороге на стоянку она рассказывает о своем муже, который в данный момент открывает какой-то конгресс в Боливии. Ее муж – профессор, занимается челюстно-лицевой хирургией.
Подходим к машине. Мы с Марианной ездим на небольшом японском автомобиле «субару», дешевом, экономичном в эксплуатации и для города вполне достаточном. Но сейчас мне неприятно: сумка Оливии с трудом влезает в багажник, сама же она с явным усилием втискивается на переднее сиденье. Она никогда ничего не скажет даже в шутку, для этого она слишком тактична. Спрашиваю себя: почему мы не ездим на «мерседесе», который давным-давно могли бы себе позволить? Всё ждали, что я получу повышение. Тогда бы у меня появился служебный БМВ. Но и это только часть правды. Мы боимся потратить на автомобиль столько денег. А почему, собственно говоря? Все дело в том, что наше относительное благополучие я всегда считал чем-то временным.
Оливии кажется, что в маленьком автомобильчике есть некий шарм. По крайней мере, она старается отнестись к ситуации именно так, в этом я убежден.
Она коротко интересуется, как у нас дела. Даю ничего не значащий ответ: «Всё в порядке! Спасибо!» И тут же она снова начинает рассказывать, в то время как я почти молча веду машину.
Ее муж, специалист по челюстям, изобрел новый метод проведения операций, который позволяет восстанавливать жертвам несчастных случаев раздробленные кости. В данный момент он ездит по миру, чтобы представлять свою работу на конгрессах специалистов и знакомить с ней своих коллег. Оливия сопровождала его в Амстердам, Нью-Йорк и Каир, лето же решила провести дома. Муж приезжает не реже чем раз в две недели и привозит из дальних странствий увлекательные истории и подарки. Тогда они приглашают друзей – профессоров, писателей, интеллектуалов, промышленников и черт знает кого еще, – чтобы устраивать милые маленькие праздники.
Оливия любит рассказывать, как скромно и непрезентабельно начиналась их совместная жизнь тогда, в шестидесятые годы. Крошечная квартирка на троих, удобства на этаже, скромное жалованье ассистента, которое получал ее молодой муж, только что защитивший диссертацию и уже тогда проявивший свои замечательные научные способности. Затем первые профессиональные успехи, первые настоящие деньги, потом и первый дом, четверо детей, каждый из которых, естественно, добился великолепных результатов. Ах, да! Дети! С каким рвением развивали в них способности служить музам! Все они учились играть на музыкальных инструментах, на семейных праздниках играл секстет, причем почти на профессиональном уровне. Теперь, когда дети покинули отчий дом, музыки стало меньше. Но если собирается вся семья, то сразу же приходят и друзья, жизнь которых сложилась не менее счастливо. Несколько раз мне довелось побывать на подобных встречах. Здесь царит приподнятое, жизнерадостное, даже какое-то одухотворенное настроение. Постоянно слышатся обрывки фраз типа «Ах да, тогда он действительно получил вызов в Йель», «Судя по твоим последним публикациям, мы смотрим на проблему одинаково», «Нашего младшего сейчас должны взять в сборную страны по футболу, но при его математических способностях – он уже несколько лет первый в классе – мы, конечно, надеемся, что он не свяжет свою жизнь со спортом», и так далее и тому подобное.
