– Сходил бы ты к Татьяне Андреевне, сынок. Повинился бы ей по-хорошему.
– Не в чем мне виниться, – сурово отвечал Ленька и, чтоб прекратить разговор, выходил из избы.
«Выгонит он нас», – тревожно думал Егорка, шагая по улице с соседскими ребятами, Степой и Митрошей. Митроша был рослый и крепкий. Степа – тонкий и длинный.
Егорка – приземистый и круглолицый. Все трое были неразлучными друзьями и всюду являлись вместе. Зная наперечет семьи фронтовиков, они заходили к ним как свои люди и деловито принимались за работу: кололи дрова, носили воду, перебирали вместе с хозяйками проросшую картошку и, уходя, говорили:
– Если что надо, гукните в школу, мы сразу и придем!
С первого дня войны Митроша, Степа и Егорка вывешивали в колхозной избе-читальне сводки. Переписывали они их крупными печатными буквами и заканчивали всегда одними и теми же словами: «Да здравствует непобедимая Красная Армия!»
Все село знало и любило этих ребят, и везде чувствовали они себя желанными гостями, но сегодня, идя к Леньке, Егорка хмурился и молчал – кажется, ни за что не пошел бы он к Чистяковым, если б не Татьяна Андреевна.
Ленька был дома. Он сидел за столом, а мать стояла у печи и, глядя на огонь, вспоминала последнее письмо отца. Было оно писано чужой рукой и послано из какого-то госпиталя. Отец ни на что не жаловался и только короткой припиской сообщал, что малость вышел из строя и лежит в госпитале.
Дверь с шумом хлопнула, и в избу ввалилось трое ребят. Ленька поднял голову и увидел Егорку. Егорка снял шапку и оглянулся по сторонам.
– Мы к тебе, тетя Поля! – улыбаясь, сказал он и поправил за поясом топор. – Вишь, ребята по работе соскучились! Не помочь ли чего по мелочи? Здорово, хозяин! – кивнул он растерявшемуся Леньке.
Пелагея поставила ухват и заволновалась:
– Ишь ты... Скажи пожалуйста... Да кто же это вас прислал-то?
– Мы сами по себе! – весело сказал Егорка.
– Сами сознательные! – буркнул от двери Митроша, подпирая головой притолоку.
Тонконосый длинный Степа вытащил записную книжку и важно сказал:
– Ну, в чем тут нужда? Говори, тетя Поля! Я заявление могу от тебя написать! И сам в район его отнесу!
– Что ты, что ты! – замахала руками Пелагея. – Зачем людей зря тревожить? Время военное. Не мы одни!
Митроша потянулся и потер варежкой нос.
– К делу! Спрашивай, Егорка!
– Чего спрашивать? Сперва снег с крыши скинем – больно много снегу этой зимой... А там, глядишь, и еще какая работенка найдется. – Егорка дружески кивнул Леньке. – Пошли во двор! Лопаты давай!
– Вот-вот... – заторопилась вдруг Пелагея. – Когда б вы мне сарайчик починили: поросенок у меня там в дырку выскакивает. Вот кабы починили – не набегаюсь я за ним...
Ленька бросил на мать сердитый взгляд, надел тулуп и вышел из избы. Сердце его кипело обидой на мать, на ребят, на Егорку. Больше всего на Егорку, державшего себя как ни в чем не бывало. Он не знал, что Егорка, выполняя мудреное задание Татьяны Андреевны, чувствует себя неуверенно и старательно прячет эту неуверенность. Оба исподтишка следили друг за другом. Ленька с ненавистью смотрел, как Егорка, весело насвистывая, подошел к сарайчику, вытащил старые тряпки, которыми Пелагея затыкала большую дыру в стене, шлепнул по носу выглянувшего оттуда поросенка и сказал:
– Хрюшка-то у вас небось по всему двору бегает?
– Выскакивает, выскакивает! – снова подтвердила Пелагея.
Егорка вытащил из сарая доску, повертел ее в руках, примерил и стал обтесывать.
– Гвозди есть?
Ленька пошел в кладовку. Железная крыша трещала под Митрошиными сапогами, по двору сновала длинная фигура Степы, от сарайчика доносились веселое посвистывание и стук топора. Сердце у Леньки сжималось от стыда и обиды, что на его дворе хозяйничают непрошеные гости, тогда как ему, Леньке, ничего бы не стоило сделать все это самому. Он долго копался в ящике с гвоздями и горько повторял:
– Приедет отец – все расскажу!
Митроша вытащил из-под снега промерзшие бревна.
– На починку они тебе не пойдут, – постукав топором по гнилому стволу, сказал он Леньке. – Давай матери на дрова изрубим!
Стиснув зубы, Ленька в сердцах схватил топор и всадил его в бревно. Митроша молча вытащил топор и бросил его на крыльцо.
– Пилу давай!
Окончив работу, мальчики полезли на крышу и потом долго топтались на дворе, отряхивая с валенок и полушубков снег.
– Да, тяжело тебе... Такая семья не шутка, – протянул Егорка, поглядывая на Леньку.
В горле у Леньки заклокотало от злости, и, захлебываясь словами, он хрипло забормотал:
– Моя семья! И никому до нее дела нет! Я большак! Отец меня сам назначил! Сам я и справлюсь здесь!
Он задохнулся и обвел взглядом ребят.
– Справишься так справишься! – безразлично сказал Митроша, хлопая мокрыми варежками. – Пошли, что ли!
Степа косо поглядел на Леньку, обидчиво дернул носом, спрятал в карман записную книжку и шагнул за Митрошей.
– А за помощь... спасибо! – бросил им вслед Ленька.
Егорка облокотился на перила крыльца.
– Ступайте! Я приду потом, – кивнул он ребятам.
Ленька вызывающе посмотрел на него.
– Это ты правильно сделал, – сказал вдруг Егорка.
– Чего? – удивился Ленька.
– Я и сам не люблю, когда мне помогают, – не отвечая на его вопрос, задумчиво сказал Егорка. Он прищурился и помотал головой. – Смерть не люблю!
– А ко мне пришел? – с упреком спросил Ленька.
– Я пришел... – замялся Егорка и посмотрел на Леньку. – Ты вот все... на охоту ходишь.
– На охоту? – переспросил Ленька и, засунув руки в карманы, поглядел на товарища сверху вниз. – На зайцев хожу! А тебе что?
«Увязаться за мной хочет!» – подумал он про себя.
– А не ловятся зайцы-то? – тихо и неуверенно спросил Егорка, чувствуя, что не с того начал и не так ведет разговор, как нужно.
– Ничего! – хвастливо сказал Ленька и, увлекшись, начал рассказывать о своих похождениях. Рассказал и про заячьи уши, которые он чуть руками не схватил, и про силки с зайцами.
Егорка слушал его с улыбкой, щурясь на белый снег; он думал о Татьяне Андреевне: «Что ей скажешь? Зря ведь шатается...» Ему стало жалко Леньку. Он прервал его на середине рассказа и нетерпеливо спросил:
– Да на что тебе зайцы-то? На что!
– Как на что? – опешил Ленька. – Ведь семья у меня! Что ни заяц, то шапка! Я в тот раз ноги отморозил – думал, пропаду вовсе, – неожиданно для себя пожаловался он. – Болото... Ветер в ушах свистит... – Он поежился. – Вот так-то и отец, бывало...
Егорка вспомнил, как встретил у ворот школы посиневшего, промерзшего Леньку. Он заволновался:
– Брось ты это... зайцев своих! Не доведут они до добра! Ведь ты в школу не ходишь!
– А я в школу и не пойду, —твердо сказал Ленька.
– Почему? – удивился Егорка.
– Из-за тебя не пойду, из-за ребят не пойду, из-за Татьяны Андреевны не пойду! – неожиданно со злостью выпалил Ленька.
Егорка смотрел на него испуганными глазами.
