вспомнил себя…

* * *

Дело было с полгода назад. Стал проситься к нам в батальон полковой писарюга из строевой части. Мол, скоро на «дембель», весь Афган за бумажками проведу, свой подвиг не совершу, и будет потом перед соседями стыдно. Причём просился на самую опасную заставу. Пусть не блистающая интеллектом, но нормальная мужская логика присутствовала. Даже уважуха какая-то, не все писаря чмыри и прячутся от войны. Да и я повёлся, грамотный писарь мог оказаться полезен мне в штабе. Определил я его на шестую заставу днём, а на следующее утро его не стало. Пропал с поста вместе с оружием. В три заступил, а в четыре при проверке его уже не было.

Что тут началось! Вы там, в батальоне — бездельники, хорошего парня вам дали, а вы его погубили! Где пропал? В карауле? Кто начальник штаба? Иди сюда!!! Мне вопросы задают, и, я вижу, на полном серьёзе убеждены, что мы сами его убили, а тело спрятали. Полковой особист был вежлив, но настойчив:

— Вы везде проверили?

— Так точно.

— Кишлаки обшмонали?

— В первую очередь. Каждый дувал. Да и нет там рядом жилых.

— Зелёнку?

— Вдоль и поперёк…

— А вы кяризы в вокруг заставы посмотрели?

— Никак нет!

Как будто обрадованный моим ответом в разговор вступает замполит:

— Я же говорю — бездельники! Хотите концы спрятать, уйти от ответственности — не выйдет! Мы вас всех на чистую воду выведем…

Не понравилась мне идея с кяризами, даже очень. И на то были причины. Именно в них мы потеряли трёх толковых мужиков, как говорится на ровном месте, из-за придури одного политбатрака, захотевшего рыбкой разговеться. С тех пор и с остальными его коллегами по политцеху у нашего батальона не очень отношения складываются, всё стремятся нас на какой-то подлости подловить. Будет время, расскажу. Но, главное, заключалось в том, что, опасаясь срытого подхода духов, все кяризы вокруг застав были частично подорваны, частично заминированы. Соваться туда, мягко говоря, было не очень умно. Поэтому никому из бойцов я не мог доверить это счастье. Полез сам. Давно я не терпел столько жути. Кяриз — это не просто глубокий колодец, это, на первый взгляд примитивная, на самом деле сложнейшая ирригационная система. В земле проделаны дырки и никаких бетонных колец! Там и без подрывов может в любой момент всё обрушиться. Входы разные — вертикальные, под углом, узкие, когда можно упереться спиной и ногами и широченные, когда болтаешься на верёвке, как муха на ниточке в бутылке. По дну между колодцами протекают ручейки, иногда полноводные, в них даже рыба, будь она неладна, водится. Вода прозрачная и холодная. Ради неё и роют.

Спускают меня так на верёвке в двадцатый по счёту кяриз. Смотрю, повезло, неглубокий и сухой. Всего метра три. Когда опустился, понял, что это не дно, а огромный валун, в стороне у которого есть проход и дальше прямо под ним новый спуск метров на пять! Верёвка скользит по валуну, сыпется сверху за шиворот и в глаза песок, внизу при дохлом свете фонарика вижу растяжку на гранату, прикрученную к выстрелу от РПГ! Выстрел воткнут в землю как колышек. Всё собрано на живую нитку. Ору благим матом: «Стой!», но меня из-за грёбанного валуна не слышат. Сверху на проволоку-струну сыпется песок. Боюсь, чтобы не прилетело, что-нибудь существенней. Раскорячиваюсь, чтобы ничего не зацепить и думаю только о том, если сейчас грохнет, как они меня доставать будут. Почему-то для меня в тот момент это было очень важно. И особенно смущал огромный валун над головой. Наверное, боялся, что придавит. Вот тогда, думаю, моя рожа не сильно отличалась от соловьёвской.

Как и ожидалось, никого я под землёй не нашёл, о чём особист, не отходивший во время поисков от меня ни на шаг, лично доложил в полк. Но нас с комбатом и замполитом батальона продолжили дрючить за «без вести пропавшего бойца», как худых свиней. Мы какое-то время сомневались, а потому безропотно терпели и сносили, но потом завершили своё расследование и поняли: никуда он не пропадал, сам к духам ушёл. Поэтому почти хором заявили замполиту:

— Вы полтора года в нём ничего не разглядели, а мы за полдня должны были разобрать тайные струны его души! Сука он последняя, предатель и дезертир!

— Вы, товарищи офицеры, слова выбирайте! Да и кто вам это сказал?

— Убедила нас в этом…его мама. Пришло письмо, в котором она униженно просила прощения у сыночка за то, что без его разрешения дала послушать какой-то «пласт» его другу. По письму видно, что она не просто не хочет огорчать сыночка — она его боится. Эта тварь могла повысить голос или даже поднять руку на мать из-за какой-то пластинки. Значит за «Шарп-777» легко Родину продаст…

— Это ваши догадки, где факты?

— Дайте срок, будут и факты, — сказал комбат и как будто в воду глядел.

Факты появились через пару месяцев. Мы как раз собирали данные по вражеской установке, не дававшей нам и командованию дивизии покоя. Пришла ГРУшная сводка, где говорилось о советском солдате, перешедшем к духам и занимающимся в нашем секторе распределением оружия у маджахедов. Хотя фамилию не называли — у него уже было мусульманское имя — мы не сомневались — наш урод! Вот писарюжная душонка, и там устроился в тепле! Ходили мы батальоном в тот район неоднократно, искали встречи с однополчанином, но не довелось. А доведись, за его жизнь не поручился бы и гроша ломанного не дал…

* * *

Встретились мы недавно с Александром Соловьевым на международной десантной конференции в Москве. Кавалер «Боевого Красного Знамени», двух орденов «Красной Звезды» и медали «За боевые заслуги», он прибыл из украинского Болграда, куда его занесла судьба и развал страны. Такой же сухой и подтянутый, только совсем седой. Решали, в том числе, вопрос, как будем дружить с братьями- десантниками, оказавшимися далеко «за бугром». У нас ответ был один: «Легко!», но только не с теми, кто с оружием в руках перешёл на сторону врага! В этом, как, впрочем, практически во всех остальных вопросах, мы с ним были едины. А как иначе, мы же однополчане!

* * *

В качестве справки. За всю десятилетнюю историю афганской войны 357 гвардейский десантный полк потерял убитыми 217 бойцов, прапорщиков и офицеров, только двое (!) числятся пропавшими без вести. За одного ничего не скажу, а ко второму — рядовому Петрову Всеволоду Кирилловичу — имею очень серьёзные вопросы.

Встреча

Хорошее дольше помнится,

зато плохое чаще припоминается.

Владислав Гжегорчик

На втором курсе Академии Фрунзе довелось побывать на занятиях в родном училище. В перерыве с мороза заходим в расположение 1 роты. Дорога в туалет в казарме Рязанского воздушно-десантного училища проходит через умывальник. До боли знакомая картина: в умывальнике курсант поливает себя из шланга с насадкой для душа. Рельефные узлы мышц на загорелом теле. Стандартная фигура для курсанта 3 -го курса РКПУ. Только увидев нас, двух «красных»[42] подполковников и

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

1

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату