ПОРФИРИЙ. Да, мальчики часто хворают…
АНДРОННИКОВ. Не пробле-мы, а пробле-му. Нашим всем помогла.
ПОРФИРИЙ. Антипову?
АНДРОННИКОВ. Разумеется.
ПОРФИРИЙ. Архипову?
АНДРОННИКОВ. О, само собой.
ПОРФИРИЙ. Вам?
АНДРОННИКОВ. Мерси. Не интересуюсь.
ПОРФИРИЙ. Так и… хвораете?
АНДРОННИКОВ. Лучше так, чем как Амстердам.
ПОРФИРИЙ. Он, по-вашему, ушел из жизни самостоятельно?
АНДРОННИКОВ. Именно. Закономерный финал. Суицид.
ПОРФИРИЙ. А пистолет?
АНДРОННИКОВ. Пистолет под подушку мог спрятать другой.
ПОРФИРИЙ. И вы?
АНДРОННИКОВ. Я — нет. Зачем же мне его самому к себе под подушку прятать?
ПОРФИРИЙ. Да, apropos, почему вы спали в кровати?
АНДРОННИКОВ. Я всегда сплю в кровати.
ПОРФИРИЙ. Привычка, стало быть… Знаете что?
АНДРОННИКОВ
ПОРФИРИЙ. Вы знаете ответ, господин Лифшиц. Простите, Андронников. Идите, вас обо всем известят.
Ты, Никитушка?.. Чего топочешь? Подследственные отдыхают… Не покемоны они, нет… Другое слово… Нашел вот, послушай.
НИКИТА. Где ж мы возьмем фухтелей?
ПОРФИРИЙ
Никитка, паршивец, курил!
Курил, стервец, а на столе зеленая гадость — и занялась!
Потушили?
Одни головешки, а?
Ресницы подпалил, негодник…
НИКИТА. В доме сделался пожар, / этот мальчик убежал.
ПОРФИРИЙ. Все, что осталось? Как же ты, а? Без обеда… Никитка, Никитка, не твой сегодня день. Айай-ай. Вот он, человеческий фактор…
Сцена четвертая
Горение вещей
ПОРФИРИЙ. Не буду от вас скрывать, Григорий Глебович. Положение у следствия пиковое. Следствие зашло в тупик.
ГРИША. Знаете, что однажды сказал мне один большо-о-ой человек? Никогда не входите в положение начальства.
ПОРФИРИЙ. Помилуйте, Григорий Глебович, какое я вам начальство? Я завишу от вас не меньше, чем вы от меня. Да, между прочим, помните ли, что изволили сгоряча проронить про дом свой?
ГРИША
ПОРФИРИЙ. Именно, именно. Чтоб он сгорел! И желание ваше осуществилось, и даже скорее, чем вы рассчитывали. Дом сгорел.
ГРИША
ПОРФИРИЙ. Пожар есть горение вещей, горению не подлежащих. Вот вам, Григорий Глебович, «Пожарный кодекс», коли не верите.
ГРИША
ПОРФИРИЙ. Англичане именуют подобные события актом вмешательства высших сил. Уцелела только вот эта тетрадочка.
ГРИША
ПОРФИРИЙ. Григорий Глебович, вы позволите? Простите меня сердечно, я до всякого чтения охоч.
«Отдать дяде Косте восемнадцать рублей и пипку». Вы, стало быть, Григорий Глебович, находитесь в стесненных обстоятельствах. Другие долговые обязательства у вас имеются?
ПОРФИРИЙ. Вот что, мы эти восемнадцать рублей отправим с Никитой… А с вами позже сочтемся, когда снова будете при деньгах. Ну, а без пипки дяде Косте предстоит обойтись… Пипка в огне погибла. Форс-мажорные обстоятельства. Дядя Костя должен понять. За деньги благодарить не стоит. Мы ведь — не так ли? — товарищи.
Григорий Глебович, позвольте задать вам вопрос, от решения которого очень многое может зависеть в ходе дальнейшего разбирательства. Как бы вы трех ваших товарищей аттестовали, если б понадобилось, одним каким-нибудь
ГРИША. Они неплохие ребята, я к ним привык.
ПОРФИРИЙ. Ну, а одним словцом?
ГРИША
ПОРФИРИЙ. Вот это новость! Губошлеп, Лифчик и Князь — последователи Фомы Аквинского. Скажите пожалуйста!
ГРИША. Какого такого Фомы?