Вопрос о времени возникновения религии в человечестве непосредственно связан с более общей проблемой — проблемой времени появления самого человека на нашей планете [22]. Как известно, окончательного научного решения ее нет. В советской этнографии принято считать, что человек появился на земле приблизительно 1 млн. лет назад. Однако эта условная цифра относится к моменту появления предполагаемых предков современного человека. По существу же, оказывается, более или менее определенно можно говорить лишь о времени в 100, максимум 150 тыс. лет. Известный советский религиовед В. Ф. Зыбковец замечает об этом в осторожной форме: «Есть основания полагать, что посредством некоторых проекций… досягаемость этнографии может быть доведена до мустьерской эпохи,.. которую отделяет от нашего времени примерно 100-150 тыс. лет» [23]. Появление же собственно человека Homo sapiens, по данным современной науки, может быть отнесено, оказывается, не далее 30-40 тыс. лет назад. Так, академик Н. И. Дубинин, например, пишет: «…В течение 10-15 млн. лет был осуществлен гигантский скачок от животного к человеку. Этот процесс сопровождался внутренними взрывами импульсивной эволюции, среди которых наибольшее значение имел скачок… совершенный 30-40 тыс. лет тому назад, создавший современного человека» [24].
Подобное же утверждает и президент Американской антропологической ассоциации, специалист с мировым именем в области исследования доисторического человека, профессор Уильям Хауэльс: «… около 35 тыс. лет до н. э. неандертальцы внезапно уступили место людям совершенно современного физического склада, которые, в сущности, ничем не отличались от сегодняшних европейцев, разве что были более крепкого телосложения» [25].
Что теперь можно сказать о наличии религии у человека эпохи, «досягаемой» этнографией? Советский религиовед С. А. Токарев считает, что даже «живший в эпоху мустье (около 100-140 тыс. лет назад) неандертальский человек, обладавший сравнительно развитым сознанием, зачатками человеческой речи, возможно уже имел зачаточные религиозные верования» [26]. И ни у кого не вызывает сомнений наличие религии у человека ориньякско-солютрейской (40-30 тыс. лет тому назад) и мадленской эпох, т. е. у человека современного типа Homo sapiens. Советский ученый В. Титов, например, пишет: «Согласно археологическим исследованиям, приблизительно 30-40 тыс. лет назад завершилось биологическое формирование человека и возник современный человек. Впервые костные останки современного человека были обнаружены на территории Франции, близ Кроманьона. По месту находок этот человек был назван кроманьонцем. Раскопки стоянок кроманьонцев дают богатый материал, характеризующий их сравнительно сложные религиозные представления» [27].
Этого же мнения придерживаются и многие другие наши ученые, как и большинство зарубежных (например, знаменитый этнограф В. Шмидт, проф. К. Блейкер и др.). В. Ф. Зыбковец, по существу, подводит итог по этой проблеме в следующих словах: «По вопросу о религиозности неандертальцев среди советских ученых продолжается дискуссия. А. П. Окладников, П. И. Борисовский и др. полагают, что неандертальские погребения являются доказательством религиозности неандертальцев» [28]. Итак, дискуссия среди ученых идет лишь о религиозности неандертальцев, вопрос же о религиозности человека Homo sapiens, т. е. собственно человека, решается вполне однозначно: никакого дорелигиозного его состояния наука не знает!
Вопрос же о том, имели ли религию так называемые предки человека: питекантропы, синантропы, атлантропы, гейдельбержцы, гигантопитеки, австралопитеки, зинджантропы и прочие, «им же несть числа», — по существу, праздный до тех пор, пока не будет выяснена степень их «человечности». Если эти человекообразные существа, не обладая разумом и др. свойствами человека, и не имели религии, то этот факт так же мало кого удивит, как и отсутствие таковой у современных шимпанзе и горилл. Но предположим даже, что эти «-питеки» и «-тропы» были пралюдьми. Имеются ли в настоящее время какие-либо основания говорить об отсутствии у них религии? Таковых нет. Вышеприведенные слова В. Ф. Зыбковца о «досягаемости этнографии» лишь до 100-150 тыс. лет достаточно убедительно подтверждают это.
Второй тезис социальной гипотезы — о социальном факторе появления религии — таким образом, обессмысливается наличием бесспорных научных доказательств изначального существования религии в человечестве. Не остается, следовательно, никаких оснований утверждать, что возникновение религии — это результат бессилия человека в классовых обществах перед социальным гнетом. Религия много древнее классовых обществ, древнее социального гнета. Тот же В. Ф. Зыбковец констатирует: «История классового общества исчисляется максимально шестью тысячелетиями…» [29]. А религия — по меньшей мере 30-40 тысячелетиями.
Но, может быть, религия все же возникла «как отражение бессилия людей перед лицом природы, бессилия, обусловленного низким уровнем развития материального производства»? [30].
Откуда, однако, пришла сама мысль о том, что первобытный человек ощущал бессилие, страхи и т. д. перед лицом природы? Не из комфортабельного ли кабинета и мягкого кресла? По-видимому, так. Ибо как для городского жителя город, со всеми его заводами, машинами, путанными улицами, авариями, катастрофами и жертвами, не является чем-то вызывающим панический страх, бессилие и тем более религиозное преклонение, так и для человека природы самые дикие джунгли являются родным домом [31]. Но «дикарь»-рационалист, наверное, с не меньшими, чем многие религиоведы, основаниями мог бы построить гипотезу происхождения религии в высокоразвитых обществах из чувства страха и бессилия человека перед лицом цивилизации.
Кто же из этих мыслителей прав? Очевидно, не правы оба. Страх не порождает идеи Бога (хотя часто и заставляет вспоминать о Нем). К тому же нет никаких оснований говорить о наличии какого-то чувства бессилия в первобытном человеке перед лицом природы или особого страха за полноту своего желудка в завтрашний день. Все эти страхи естественны для «отчужденного» человека XIX-XX вв., находящегося в ненормальных социальных условиях. При первобытно-общинном же строе человек часто имел большие возможности в добывании пищи, даже при всем его низком уровне материального производства, нежели таковые имеют многие из людей «технизированных» обществ XX века, боящиеся завтра остаться без работы.
Тезис «бессилия» в настоящем случае является не чем иным, как еще одним свидетельством зависимости человеческого мышления и его выводов от заданной цели и наличного состояния окружающего мира и общества, что подтверждает действительно социальное происхождение — но не религии, а самой гипотезы.
Последний аргумент разбираемой гипотезы гносеологический. Им утверждается, что религиозные представления обусловлены развитием способности у перволюдей формулировать отвлеченные понятия, которые и дают возможность неразвитому человеку фантастически отражать в своем сознании реальную действительность, что и приводит к религиозному восприятию мира.
Однако и в этом аргументе кроется большая ошибка. Утверждать подобное — значит возвратиться вновь к Фейербаху, гипотеза которого о происхождении религии несостоятельна ни с психологической, ни с исторической точек зрения. Зарождение религии им и его последователями относится к временам столь неопределенным и человеку столь далекому от нас, что теряется всякая реальность ощущения этих «понятий». Ночь десятков, сотен и тысяч тысячелетий, в которые отсылается начало человечества, не оставляет ни малейшей возможности сколько-нибудь серьезного суждения о психологии человека тех эпох. Поэтому здесь можно утверждать все, что угодно. Но сами эти утверждения не есть ли плод фантазии? Должно избрать одно из двух: или признать психику первых людей terra incognita и в таком случае прямо сказать, что происхождение религии — вопрос неразрешимый для науки на современном этапе ее развития; или рассматривать психику первочеловека как подобную психике человека современного типа и в таком случае решительно отвергнуть фантастические утверждения о возможности гипостазирования и обожествления первыми людьми своих абстракций, надежд, грез и страхов.
К тому же религия оказывается значительно древнее появления развитых отвлеченных понятий и категорий у человека. Эти понятия свойственны нациям цивилизованным. Народности же неразвитые, в нашем понимании, как правило, абстрактных понятий почти не имеют, хотя и имеют чрезвычайно многочисленные конкретные понятия. Наш отечественный философ В. Л. Тимофеев сообщает следующий интересный факт: «Изучение культуры и языка народностей, находящихся на ранних ступенях развития,
