мыслями о том, что стал причиной несчастий матери, Ани, младших братьев и сестер?
Отупеешь, превратишься в животное. Мозг постепенно разложится, атрофируется. Отомрет способность мыслить и чувствовать. Станешь просто насекомым. Не способным даже презирать себя за это подлое угасание, за это гнусное тление.
Нет, лучше уж смерть. Лучше умереть человеком, чем жить скотом. И на суде он скажет во всеуслышание, за что он отдает свою жизнь. Он расскажет о тех идеалах, с которыми они выходили на борьбу. Он призовет поколения, идущие за ними, продолжить эту борьбу. Он скажет, что в России всегда найдутся люди, готовые умереть за свои убеждения, за будущее счастье своей родины...
Да, смерть. Земля и небо остаются после тебя, а тебя самого уже нет. Ты ушел навсегда - в темноту, во мрак, в небытие...
Значит, есть две задачи на время следствия и суда. Первая: политически обосновать замысел покушения. Дать понять всем, что они были не просто кучкой террористов, а серьезной политической организацией.
И вторая: по возможности умалить вину товарищей. Выгородить тех, кто выбрал эту дорогу не самостоятельно. Или принимал лишь косвенное участие в деле. Надо любыми средствами узнать во время допросов, кто арестован еще. И спасти их.
Значит, смерть. Значит, конец. Он ставит точку своей жизни. Он берет все на себя. Он сознательно, добровольно, в здравом уме и твердой памяти выбирает себе свою участь - казнь.
Семь шагов от окна до дверей. Семь шагов от дверей до окна.
Казнь. Смерть. Виселица. Открытый гроб около эшафота. Поп со свечой. Палач намыливает веревку. Врач со стетоскопом, чтобы удостоверить, что ты уже труп...
Он вдруг остановился посреди камеры. Что-то оборвалось и упало в груди. Мягко подломились ноги. Закружилась голова. Он нащупал рукой край кровати и сел.
Сладкий привкус тошноты во рту. Морозное покалывание в пальцах ног. Озноб по спине. И неожиданная боль в затылке, как будто в голову медленно входила холодная, острая и длинная игла.
А может быть, все-таки есть еще надежда? Если дадут каторгу или тюрьму, он сможет увидеть маму, Володю, Аню, младших... Может быть, все-таки стоит бороться за это? В конце концов, когда-нибудь его освободят. Времена меняются. Пусть через двадцать лет, через тридцать. Ему будет тогда всего лишь пятьдесят лет. Он приедет на родину, в Симбирск, увидит свой старый дом, выйдет утром на Волгу...
Нет, нет! Он решил умереть. Бесповоротно. Борьба за жизнь связана с неискренностью, ложью, унижением, компромиссами с собственной совестью. Ему не нужна жизнь, купленная такой ценой.
А может быть, все-таки есть еще надежда?
Да нет же! Никаких надежд! Он сам приговорил себя к смерти. Долой слабость и сомнения.
А может быть, все-таки еще есть...
Нет! Все на себя. Предельно облегчить участь товарищей. Защитить идеалы фракции. Еще выше поднять те цели, с которыми они вышли на борьбу, и в конце суда - слово. На всю Россию! Чтобы поколения революционеров, которые придут после них, знали: ни на одну секунду, ни на один час, ни на один день они не давали погаснуть искрам протеста, искрам борьбы, искрам революции...
Глава пятая
1
Мама уехала в Петербург вчера вечером. Сегодня утром приходила Вера Васильевна - готовить обед и вообще помочь по хозяйству (как некстати уехала в деревню няня Варвара Григорьевна!). Сейчас Маняша дома одна, если не пришли уже Оля или Митя. Надо торопиться.
Как быстро и неожиданно все изменилось в жизни. Еще два дня назад он, Володя, был сын известного педагога, уважаемого человека. А теперь он родной брат цареубийцы. Теперь ему кажется, что все городовые смотрят на него как на особо опасного преступника.
Задумавшись, Володя вошел было в дом, как обычно, с парадного хода, но потом, вспомнив про квартирантов, вышел обратно на улицу и, вздохнув, двинулся в обход, через вторую террасу, где у няни хранились всякие банки, склянки, корзины, кувшины и прочие хозяйственные мелочи.
Квартирантов пустили в прошлом году, сразу же после похорон Ильи Николаевича. Им сдали гостиную, папин кабинет, Сашину комнату и его, Володину, проходную боковушку на антресолях - уголок второго этажа с лестницей снизу, из прихожей, по которой нужно было подняться, чтобы попасть к Саше.
Дом, еще недавно общий, единый, шумный, полный восторженных детских голосов, топота, крика и смеха, разделился после смерти Ильи Николаевича как бы пополам, на две тихие и молчаливые половины - чужую и свою. Володя и Митя жили теперь внизу, около кухни, в бывшей маминой комнате (вообще-то, это была даже не комната, а просто отгороженная часть общего коридора). Мама переехала наверх, в комнату Ани. Маняша и Оля остались в старой детской.
Квартиранты, по фамилии Багряновские, были люди скромные, интеллигентные, понимавшие, что в доме, где недавно умер глава семьи, надо вести себя сдержанно и умеренно. У них почти всегда было тихо. Только иногда по субботам или воскресеньям приходили знакомые, пили чай, спорили, негромко пели под гитару. С понедельника же - снова тишина на всю неделю. А на ульяновской половине и подавно тихо - траур по отцу и мужу.
Так было зимой, в первые месяцы после смерти Ильи Николаевича. Весной же Багряновские стали чаще выходить во двор, число гостей и посетителей у них увеличилось, и Володя, прислушиваясь иногда к чужим голосам в саду, чувствовал, как растет у него где-то внутри, под сердцем, тоска и подавленность.
Да, преждевременная смерть отца резко изменила весь уклад жизни в семье Ульяновых. Мама совершенно перестала играть на рояле. Его перекатили из гостиной в столовую, и он стоял теперь в углу - молчаливый, черный и огромный, словно образ той большой беды, которая так неожиданно и так скорбно вошла в этот осиротевший дом.
Большую часть времени мама проводила теперь за швейной машинкой, перешивая младшим костюмы и платья старших. Что поделаешь - не хватало денег. Шестеро детей на руках, двоим старшим еще надо высылать в Петербург.
Володя стоял на террасе, глядя на освещенный ярким мартовским солнцем сугроб. Первые весенние краски были щедро разбросаны за окном. Во всем чувствовалась сдержанная готовность к весне - к обновлению, к желанным переменам, к чему-то новому, более светлому и радостному.
Сверху, из детской, донеслись голоса Веры Васильевны и Маняши. Милая, славная Вера Васильевна... Она отменила сегодня свои уроки в училище, чтобы побыть первую половину дня с Манящей, пока старшие не придут из гимназии. А он, Володя, совсем забыл об этом. Он привык к тому, что в доме всегда кто-нибудь есть. Он никогда не беспокоился об этом. Но теперь, кажется, надо отвыкать от старых привычек. На дом, на семью, еще не успевшую выправиться после смерти отца, надвигались новые изменения, тягостные и опасные. Володя пока еще только чувствовал это, не имея возможности даже представить себе истинные масштабы и последствия этих будущих перемен.
Он вошел в коридор, разделся, аккуратно повесил шинель, еще раз прислушался к доносившимся сверху голосам Веры Васильевны и Маняши и прошел в столовую. Всего лишь сутки назад узнали в их доме об аресте Саши и Ани, а сколько произошло за это время. Уехала мама. Осталась без присмотра Маняша. Недоуменное и испуганное выражение появилось в глазах Оли и Мити. А самое главное - что-то случилось с ним самим. В его мысли и чувства вошло какое-то новое состояние, будто рядом с прежним Володей поселился другой человек, для которого уже не подходят те законы и правила, по которым жил прежний Володя.
