Володя обернулся. Позади него, мечтательно щурясь на Волгу, стоял молодой синеглазый крестьянин в рыжем, высоко под мышками подпоясанном армяке и новых желтых лаптях.
- Что оборвется? - не поняв, переспросил Володя. Синеглазый крестьянин провел варежкой по верхней губе, улыбнулся, бойко затараторил на манер приказчиков из магазина Юдина.
- Позимье, говорю, баринок, должно враз окончиться. Перестоялась ноне зимушка-то. Тимофей- весновей уж прошел, а мы - в город собираться - боимся сани запрягать: не придется ли бросить где, а коня в поводу домой вести... Одно слово, враз все оборвется.
- Может быть, - неопределенно сказал Володя.
- Оно, видишь ли, другой раз как получается, - придет весна ранняя, да ничего не стоит. Затает рано, а не растает долго. Как говорится, обнадейчивая, да обманчивая... А поздняя веснушка - она не обманет.
- Еще морозы могут ударить...
- Мартовский морозец с дуплом, - прищурился синеглазый, - не настоящий. Зима-то теперь и спереди и сзади.
- А как вы думаете - теплая в этом году будет весна? - спросил Володя, искоса поглядывая на молодого крестьянина. - Волга широко разольется?
Мужичонка сдвинул на лоб суконную колпачного вида шапку, поскреб в затылке.
- Про это дело, барин, старики хорошо знают, которые много годов землю топчут и примечают, что и как получается... Все же скажу тебе так: у нас по крестьянству перелетные птахи всем загадкам ответчицы. Садится, скажем, грач сразу на гнездо - весна будет общая, дружная. А ежели гусь низко летит - воды талой совсем не прибудет...
- А если высоко?
- Тогда жди большой воды. А вода и хлебу родительница, и всякой зелени. Вода на лугу - сено в стогу... Теперь возьмем утицу дикую. Прилетела она, матушка, сытая да ленивая - жди отзимка. А там и лето с градом - ни пахать, ни сеять нет резону. Все овсы побьет.
- Что же, совсем не пахать и не сеять?
- Совсем - нельзя, голодень удавку набросит. Но и на большой приварок не надейся.
- Так какая в этом году весна ожидается?
- Видишь ли, барин...
- Вы меня, пожалуйста, барином не называйте. Я не барин.
- А кто же будешь? Из дьяконов?
- Учащийся.
- Ну, да... оно, конечно... Так вот, милый ты человек, ничего нам про нонешние погоды еще не известно... Вот пройдет Прокоп-перезимний, последние сани на гвоздь повесит, тогда на Евдокею-плющиху старцы и скажут, когда пахать, чего сеять...
- А что это такое - Евдокия-плющиха?
- Это, парень, заглавный день всей весне. С ее весь новый год, вся новолетия начинается... Будет, к примеру, Евдокея красна - придет и лето доброе и теплая весна... А не снарядит Авдотья на пироги - протягивай, хрестьянская душа, ноги.
Володя улыбнулся.
- А вы образно выражаетесь.
- Кого?
- Хорошо, говорю, рассказываете о весне. Складно и красиво.
- Это я от баушки от своей научился. Она у меня чистый соловей - на каждый день своя сказка. Как начнет кружева плесть - заслушаешься... Мы, бывалоча, весной лежим на печи, лучина горит, а баушка и сказывает нам... «И-и, говорит, детушки, придет скоро солнышко-вёдрышко, обогреет у землицы студену грудь - стосковалась землица-то под ледяным замком... Разгонит светло солнышко смурую силу, отомкнет ключи журчалые, отворит воды ясные да напоит широко поле и раздолен луг...» А около избы вьюга: у-у-у!.. А баушка и говорит: «Вы, говорит, чадунюшки, сильно-то не бойтесь, понапрасну злой метели не пужайтесь: как зима не злится, все равно весне покорится... Перезимний месяц март-протальник меньшой брат февралю-бокогрею, а Евдокее-плющихе - родной крестный. Вот ужо налютуется зима-прибериха, сойдут снега, подымут хлеба озимые головушки, испеку я вам, ребятки, по калачу да по сдобному жаворонку с конопляным семечком...»
«Какой доверчивый человек, - думал Володя, глядя на расплывшегося в широкой и доброй улыбке синеглазого молодого крестьянина. - Первый раз видит меня, а разговаривает, как со старым знакомым...»
- Вы из каких мест будете? - спросил Володя.
- Мы с-под Ардатова...
- А зовут как вас?
- Зовут Парамоша...
Володя с трудом сдержал улыбку.
- А по отчеству?
- По отечеству буду Лукич.
- Спасибо вам, Парамон Лукич, за хороший разговор. И бабушка ваша мне очень понравилась. Жива она еще?
- Конечно, жива, - чего ей исделается. Всего-то девяносто первый годок с Покрова пошел...
- А вы шутник, Парамоша!
- Это как водится...
- Ну, прощайте.
Володя протянул крестьянину руку. Парамон Лукич взял ее осторожно, с непривычки неловко - одними пальцами.
- Смелее, смелее! - засмеялся Володя и крепко пожал широкую, заскорузлую руку.
Парамон заулыбался, затеплился синими глазами, ответил на пожатие руки.
- Спасибо и тебе, барин, за доброе слово, за обхождение...
- Я же просил вас не называть меня барином! - вспыхнул Володя.
- Извиняйте, конечно, ежели по глупости чего не так сказал...
Крестьянин неожиданно снял шапку и поклонился Володе.
- Сейчас же наденьте шапку!
Парамон нахлобучил колпак, растерянно заморгал.
- Почему вы так плохо думаете о себе? Вы же умный, наблюдательный человек!.. И зачем вам понадобилось кланяться? Что я - исправник, пристав, губернатор? А потом - вы же свободный человек и вообще никому кланяться не обязаны! Ведь теперь воля!
Синеглазый крестьянин внимательно посмотрел на Володю, вздохнул.
- Воля-то она, милый человек, воля, да с непривычки не всегда знаешь, как и ступить...
- Прощайте!
И, резко повернувшись, Володя быстро зашагал от реки.
2
- Александр Ильич, это третья наша с вами встреча, не так ли?
- Совершенно справедливо, господин ротмистр.
- У нас с вами друг от друга секретов нет, а?
- Какие уж там секреты.
- Поэтому о своем участии в деле нужно рассказывать обстоятельно и подробно...
- Я уже рассказал решительно все. Мне совершенно нечего добавить.
- Я перебью, ротмистр... Мы располагаем сведениями, Ульянов, что вы были одним из наиболее активных организаторов замысла на жизнь государя. Вы подтверждаете это?
