свою преступную деятельность в словесной и печатной в народных массах пропаганде, в вооруженном сопротивлении властям, в убийствах и покушениях на убийства должностных лиц и в ряде посягательств на жизнь в бозе почившего императора Александра II, а в настоящее время продолжают свою преступную деятельность в том же преступном направлении и такими же преступными средствами...»
- Почему вы предлагаете исключить этот пункт? - проскрипел Дейер.
- Потому что в обвинительном заключении нет точного определения как принадлежности Шевырева к прежде существовавшим преступным сообществам, так равно и ссылок на цели и задачи этих сообществ.
Первоприсутствующий наклонился к Ягну, к Окулову, поманил к себе Лего и Бартенева.
«Суд хочет исправить ошибку следствия, - подумал Саша. - Они хотят, чтобы в приговоре, когда его представят на утверждение царю, обязательно были строчки о связях нашей фракции с желябовской «Народной волей». Дейер сделает все, чтобы эти строчки остались, хотя сам он, судя по его вопросам, в эту связь не верит».
Пошептавшись с сенаторами, первоприсутствующий выпрямился в кресле.
- Ваше замечание, господин присяжный поверенный, решено оставить без внимания.
«Вот тебе, вот тебе! - подумал Дейер про себя. - Не будешь поддерживать глупые бредни этого неврастеника Шевырева».
- Но, господин председатель, - удивленно развел руками Турчанинов, - мое предложение основывается на элементарном несовпадении текста обвинительных вопросов и текста обвинительного акта. Кроме того, из адвокатуры к моей просьбе присоединяются господа Леонтьев, Герке, Соколов, Михайлов и Принтц.
Первоприсутствующий обвел долгим взглядом скамью присяжных поверенных. И Соколов, и Михайлов, и Леонтьев, и Герке сделали знак, что присоединяются к мнению Турчанинова.
«Ах, вот как, - нахмурился Дейер, - господа защитники решили продемонстрировать свою профессиональную солидарность... Но они, кажется, забыли, что здесь не городская судебная палата, а Особое Присутствие Сената».
Первоприсутствующий снова наклонился к сенаторам.
- Оставить без внимания, - сквозь зубы процедил Окулов.
Бартенев, Лего и Ягн молча кивнули.
- После вторичного рассмотрения заявления защиты и в силу данных настоящему составу суда особых полномочий, - голос Дейера звучал теперь уже как приказ незадачливым адвокатишкам не совать свой нос туда, куда не следует, - замечание присяжного поверенного Турчанинова решено оставить без внимания.
Турчанинов пожал плечами и сел на место.
Председатель суда повернулся к скамье подсудимых.
- Приступаем к защите подсудимых Генералова, Андреюшкина и Ульянова, - объявил Дейер. - Перечисленные мной подсудимые отказались от услуг адвокатуры и пожелали защищать себя сами. Первому слово предоставляется подсудимому Генералову.
Генералов встал, придвинулся к барьеру решетки. Публика с интересом разглядывала его крупную, плотную фигуру с вислыми круглыми плечами, сильную шею, резко очерченные правильные черты лица.
- Выслушав обвинительную речь господина прокурора - с мягким южным говором, налегая на букву «г», начал Генералов, - я считаю фактическую сторону дела установленной правильно. Поэтому к ней я больше возвращаться не буду. Мне хотелось бы остановиться на некоторых нечестных приемах, которые господин прокурор проявил лично против меня...
«Так его, Вася, так его! - радостно думал Саша. - По мелочам с ними спорить не надо, все равно ничего не добьешься. Надо показать нравственную нечистоплотность господина Неклюдова, и тогда все его эффектные логические построения хотя бы отчасти, но все-таки будут поставлены под сомнение...»
- Я хотел бы обратить внимание суда, - продолжал между тем Генералов, - на то, каким образом представил господин прокурор суду мои взгляды на террор. Господин прокурор в своей обвинительной речи использовал цитату из обвинительного акта против меня. Но он взял только первую часть цитаты. Вторую часть цитаты он намеренно опустил. Для чего это понадобилось ему? Да для того, чтобы выставить меня - одного из самых активных участников покушения - в роли анархиствующего бандита, которому все равно кого и все равно зачем убивать. А тем самым как бы невзначай бросить тень на всю нашу фракцию, на всю партию...
«Молодец, Вася, молодец! - радовался Саша за Генералова. - Это самая правильная линия поведения на суде: защищать не себя, не личные интересы, а дело, за которое боролся, идею, партию...»
- Выступая здесь перед вами, господа судьи, - продолжал Генералов, - господин прокурор, упоминая мои показания на следствии, во всеуслышание заявил, что Генералов-де сам признался на следствии в том, что он предоставил себя в распоряжение партии «Народная воля» для совершения любого террористического акта. Вот он, мол, какой - этот Генералов! Заурядный убийца, уголовник! А между тем на следствии (и это зафиксировано в лежащем передо мной, а также перед вами, господа судьи, протоколе моего допроса) я сказал, что предоставил себя в распоряжение партии «Народная воля» для совершения любого террористического акта, полезного - подчеркиваю это слово, - полезного для достижения ближайшей цели партии: свободы слова, свободы собраний и сходок, участия в управлении государством... Вот где передернул господин прокурор! Он опустил всю вторую часть моей фразы, начиная со слова «полезного», исказив таким образом в корне мои взгляды и убеждения, лишив их общественного, социального содержания...
«А ведь все они умные ребята, - подумал про себя Дейер. - Например, этот Генералов по своему развитию гораздо выше, ну, скажем, сенатора Ягна, не говоря уже об откровенном дураке сенаторе Лего... Как все-таки странно складывается жизнь: одни - даровитые, ясноголовые, с блестящими способностями - должны идти уже в ранней молодости, благодаря каким-то несерьезным мальчишеским увлечениям, в тюрьмы, в каторгу, на виселицу, а другие - не блещущие особыми дарованиями, ограниченные, вроде Ягна или Лего, - добиваются должностей, званий, высокого жалованья, имеют дома, семьи, выезды, любовниц, имения, капиталец в банке... Все дело, очевидно, в том, чтобы уметь сдерживать свои страсти. Умеренность - вот ключ от ворот к раю. Вспыльчивость же и быстрая возбудимость ведут прямой дорогой в ад...»
- Да, господа судьи, - продолжал Генералов, - мы ставили своими ближайшими целями достижение в России свободы слова и свободы выражения своего мнения. Мы хотели мирно проводить в жизнь свои идеи. Мы хотели мирно выслушивать возражения наших противников и оппонентов. Мы хотели мирно добиваться того, чтобы представители мыслящей интеллигенции участвовали в управлении государством. Мы хотели бы иметь такую официальную администрацию в нашей стране, которая при свободе слова могла бы сочувствовать нашим идеям и помогала бы претворять их в жизнь... Но в нашей стране - повсюду реакция, повсюду честным людям затыкают рты, не говоря уже о том, что им связывают руки и ноги при всякой попытке деятельности на благо общества. Поэтому и необходим террор, поэтому необходимы бомбы, чтобы встряхнуть болото, именуемое русской общественной жизнью, чтобы...
- Постойте, Генералов, - перебил Дейер, - вы что же, считаете, что произносите сейчас защитительную речь?
- Конечно.
- Но ведь вы же только ухудшаете свое положение, произнося все эти слова!
- Мы с вами по-разному понимаем слово «защита», господин председатель, - Генералов стоял около барьера решетки, красивый, мужественный. - Для вас защита - это прежде всего попытка защитить свою жизнь. Для меня же защита - это защита моих взглядов и убеждений, это возможность высказать свои взгляды публично и правильно.
«Красивый мальчишка», - думал Дейер, разглядывая раскрасневшееся лицо подсудимого.
- У вас все, Генералов? - спросил Дейер.
- Все.
- Ничего не хотите сказать суду в свое оправдание? Ведь вы же не сделали даже малейшей попытки защитить себя по существу дела.
- В свое оправдание я могу сказать только одно, - Генералов высоко поднял тяжелую чубатую голову.
