Демоны вне расписания

сказал на это, что у Смайли в кармане есть растворимый аспирин. Настя беспомощно уставилась на гнома, и тот с какой-то обреченностью кивнул.

– Есть.

– Что – есть?

– У меня есть аспирин. Если нужно…

Настя слегка постучала себя пальцем по голове.

– Я сейчас слышала голос…

– Я тоже.

– То есть не у одной меня крыша поехала…

– Это не крыша, – вздохнул Смайли. – Почему ничто никогда не становится проще? Почему все всегда становится только сложнее?

– Это вы меня спрашиваете? – вконец растерялась Настя.

– Нет, я спрашиваю себя, ну, и еще отчасти Армандо…

Губы Армандо беззвучно двигались, а закончив совещаться с невидимым собеседником, Настин телохранитель-опекун коротко сказал:

– Нам надо вернуться.

– Где? – спросил Смайли.

– В зале, – ответил Армандо, а затем легко перемахнул через кусты и встал в паре шагов за Настей.

– Что-то происходит? Что-то опасное? – спросила Настя.

– Я бы не сказал – опасное. Я бы сказал – неожиданное. Давайте не спеша двинемся назад, – предложил Смайли, и они зашагали по разбегающимся дорожкам, мимо беседок и гротов, которые уже не вызывали у Насти прежнего восторга. Ее взгляд стал более пристальным, и она видела то тут, то там серые фигуры окаменевших людей, то полускрытые деревьями, то упрятанные внутрь беседок. И по мере того как она видела все новые и новые фигуры, внутри ее нарастали беспечная злость и совершенно неведомое ранее Насте кровожадное удовольствие от того факта, что именно она сжимала рукоятку меча, который снес отвратительную змеящуюся голову горгоны. Настя посмотрела на свою раскрытую правую ладонь и испытала тихую гордость за свои пальцы, за свою кисть, за всю свою правую руку, которая не подкачала в нужный момент.

Они снова вошли в дом, и сразу же стало понятно, что происходит нечто, потому что теперь в этом широком проходе стояло четверо или пятеро людей Смайли, отчего проход стал не таким уж и широким, хотя при появлении шефа, Насти и Армандо мужчины немного расступились.

– Когда? – спросил Смайли.

– Только что, – ответил один из мужчин. – Минуты три-четыре. Я на минуту отвернулся…

– Так оно обычно и бывает, – кивнул Смайли. – Только отвернешься, а он уже тут. Ты с ним говорил?

Мужчина кивнул.

– Что он хочет?

– Он хочет поговорить с вами и с… – мужчина глазами показал на Настю.

– Ничего никогда не становится проще, – повторил Смайли и посмотрел на Настю. – Ты как, в порядке?

– Ага, – сказала Настя, и, если бы у нее было время и желание, она бы объяснила Смайли, что быть в порядке сейчас для нее означает ненавидеть горгон, быть сердитой на весь мир за то, что мир допустил существование горгон, и быть гордой тем, что в этом безразличном и беспомощном мире нашлась одна достаточно твердая рука, и это была ее, Насти, рука.

– Ну тогда пойдем, – сказал Смайли, который этих слов не услышал, но, вероятно, кое о чем догадался по блеску в Настиных глазах. Во всяком случае, он посмотрел на Настю с легким беспокойством, словно ожидая от нее каких-то неожиданных и тем опасных поступков.

Они перешагнули порог – сначала Смайли, потом Настя. Перешагнули и остановились. Настя не знала, что почувствовал в эти мгновения Смайли, но у нее перехватило горло от того, что вдруг к ней вернулось то самое, нежданное и непрошеное, ощущение от «Трех сестер» – ощущение опасности и непредсказуемости этого места, места, которое в прошлом сентябре стало для нее символом жуткой подоплеки реальности. И сейчас она увидела, что это не просто символ, это не просто заброшенный пыльный дом, это имеющий форму дома Объект, Объект из другого мира, помещенный в обычный среднерусский пейзаж; и он жив, и внутри его снова происходят непонятные и путающие вещи.

3

Вещей было две, и обе эти вещи имели человеческую форму, но с некоторых пор Настя допускала, что форма и содержание могут не соответствовать друг другу. Поэтому она мысленно определила две сидящие за столом фигуры как «вещи». И кажется, она не ошиблась.

– Смайли… – услышала Настя тот же низкий мужской голос, что звучал в ее голове пять минут назад в саду. – Ты по-прежнему на боевом посту…

Смайли сдержанно кивнул, а Настя недоуменно нахмурилась, потому что никто из двоих мужчин за столом не раскрывал рта. Двое – это белокурый красавец в белом полотняном костюме и черной шелковой рубахе навыпуск, а также странный тип, чье лицо было почти полностью замотано каким-то платком. Оставалось только место для рта, и это отверстие мужчина использовал, чтобы интенсивно заливать в себя красное вино. На столе перед ним стояли две пыльные бутылки, одна уже совсем пустая, опустошение второй близилось к финишу. Поверх платка, словно повязка на глазах, чернели широкие солнцезащитные очки, кисти рук были скрыты перчатками, и в результате мужчина походил то ли на пьяного человека-