для расспросов; ей было достаточно крыши над головой, продавленного дивана и тонкой струйки воды из крана. Она умылась, сбросила ботинки и рухнула на диван, чтобы немедленно уснуть и тем самым избавиться от боли в мышцах ног, от ощущения тонкого слоя пыли, равномерно распределенного по всему ее телу от пальцев ног и до кончиков волос, от ощущения, что начатый в Лионее бег никогда не закончится….
Это сработало, и одиннадцать часов Настя проспала в абсолютном покое, лишенная тревог и неудобств.
Потом пришлось просыпаться.
При свете дня квартира выглядела не то чтобы ужасно, просто от ее вида моментально напрашивался вопрос: «А когда мы отсюда съедем?! Может быть, прямо сейчас, а?..»
Но это было бы слишком по-детски, слишком несерьезно, слишком не по-андерсоновски, что ли… Стоп, при чем тут Андерсоны? Правильно, они тут совершенно ни при чем. Они сами по себе, а Настя сама по себе. Уже целых четырнадцать дней.
Так что вместо «А когда мы отсюда?..» она произнесла сдержанно-иронично, показывая, что понимает все убожество обстановки, но достаточно сильна, чтобы вытерпеть и не такое:
– Ну, Иннокентий, это совсем не похоже на Лионею…
– Да уж, – согласился тот. – Обслуживание в номерах тут не предусмотрено, так что придется как-то самим добывать еду…
– Ладно. – Она с готовностью встала с дивана. – Пошли…
– Ты останешься тут. Я пойду один.
– Но…
– Закройся на все замки. Будут стучать – не отзывайся. Просто сиди и молчи.
– Ага, – механически согласилась Настя и снова села на диван. – А они, которые будут стучать, это кто?
– Мало ли кто, – уклончиво ответил Иннокентий.
– Ты меня не успокаиваешь, – сказала Настя. – Скажу даже больше: ты меня пугаешь.
– Испуг в небольших дозах бывает полезен, – авторитетно заявил Иннокентий. – Видишь ли, этот дом – Убежище. Здесь прячутся всякие типы, которым надо залечь на дно, затаиться…
– Вроде нас.
– Я бы так не сказал. Что значит – «вроде нас»? Нет никого «вроде нас», нет другой невесты наследного принца из рода Андерсонов, которая не захотела быть невестой и сбежала из дворца посреди официального приема… Ну и нет другого меня, это само собой.
– Когда ты сказал «которая не захотела быть невестой и сбежала…». Ты это так сказал, как будто имел в виду…
– Что?
– Что я дура.
– Немного.
– Ах вот оно как…
– Мы не об этом, Настя. Мы про наших соседей. Всякие типы, которым надо залечь на дно, затаиться, – это не беглые принцессы. Как правило, это беглые преступники. Разыскиваемые. Убийцы. Насильники. Грабители. Вот поэтому надо закрывать дверь. Поэтому тебе не стоит выходить из квартиры.
– Хорошенькое место ты подобрал…
– Ты не поняла. Они здесь не для того, чтобы убивать или грабить, они здесь прячутся. Устраивать шум – не в их интересах. Поэтому, пока мы тихо сидим в своей норе и никого не трогаем, нас тоже не тронут.
– Ты сам сказал, что кто-нибудь может ломиться в дверь. Если устраивать шум не в их интересах, тогда какого черта…
– Хорошо, если по соседству с тобой живет разумный убийца, который понимает свои интересы. Но с тобой рядом может поселиться и психопат. Он может забыть, что в его интересах, а что – нет.
– И последний вопрос, после которого я пойду вешаться. Наши соседи – люди?
– Я бы особенно на это не рассчитывал, – улыбнулся Иннокентий.
Ни в тот день, ни в другие дни никто не пытался вломиться в их квартиру, так что Настин страх перед соседями съежился и отполз в сторону; люди привыкают ко всему, и к монстрам за стенкой оказалось тоже возможно привыкнуть. Особенно когда их не видишь и не слышишь.
А вот когда слышишь…
Это было всего пару раз, но Насте хватило с лихвой. Первый раз это случилось поздним вечером, когда они с Иннокентием ужинали растворимой лапшой в картонных коробках. Денег у них не было, поэтому лапша имела криминальное происхождение – ее украл то ли сам Иннокентий, то ли кто-то из его пражских знакомых. Сам Иннокентий от добычи был не в восторге, а у Насти эта сомнительная пища вдруг вызвала чуть ли не слезы на глазах, потому что моментально вспомнилось университетское общежитие, какие-то полуночные посиделки, Монахова, Тушкан и еще многое из прошлой жизни, жизни до Дениса Андерсона….
Слезы высохли, а лапша встала комом в горле, когда этажом выше раздался этот звук: высокий, громкий, он словно вворачивался в уши холодным сверлом. Крик исходил явно от живого существа, но в то же время существа настолько нечеловеческого, что Настя со страхом уставилась на потолок, отделявший ее от кричащей твари; он казался слишком хрупкой преградой.
