– Он… Мы получили видеообращение. И он открытым текстом сообщил о своих намерениях.
– Понятно, – Лайман что-то пометил в записной книжке и одобрительно кивнул Насте, подразумевая этим что-то вроде «Ну вот и молодец, можешь же, когда захочешь».
– И вы можете предоставить нам это видеообращение?
– Нет, оно… Оно как бы… Оно саморазрушилось.
– А вообще у вас есть какие-то материалы о нем? Фотографии, письменные документы…
– У нас есть материалы, – сказала Настя и мысленно добавила «…которые эта скотина Фишер должен был переслать в офис председателя Верховного суда. Но раз там молчат, значит…» – Случилась какая-то техническая накладка. Но вы обязательно получите эти документы.
– Угу, – Лайман снова что-то пометил в записной книжке. – Этот Леонард, он действует сам по себе или он связан с другими террористическими организациями типа «Аль-Каиды»?
– Он способен сотрудничать с кем угодно, но его конечные цели – это только его цели.
– И что же это за конечные цели?
– Стереть Лионею с лица земли.
– Даже так? – Брови Лаймана слегка приподнялись. – То есть речь идет о подготовке серии взрывов?
– Не уверена.
– Но как же еще можно стереть целый город с лица земли?
– Не знаю. Леонард, он довольно необычный…. террорист.
– Эмоционально неустойчивый, ни во что не ставящий жизни других людей, да-да, такие они все, эти террористы, – тоном знатока отозвался Лайман.
Настя подумала, стоит ли пытаться объяснить собеседнику то особое значение слова «необычный», которое она вкладывала в характеристику Леонарда; подумала и решила, что не стоит. Было совершенно понятно, что с мистером Лайманом следует говорить очень обычными словами, переводя все на его, Лаймана, язык, транскодируя мир, в котором существовала Настя, в мир Лаймана и отбрасывая все, что не могло быть переведено и транскодировано. Потому что Лайман не воспринял бы непереведенное, неадаптированное и даже не просто не понял бы, а испугался, причем не Леонарда или еще какого-нибудь монстра из этих рассказов, а саму Настю, рассказчицу, так сказать, сам источник незнакомого и странного.
Так что – простые понятные слова, доступные даже чиновнику президентской администрации. Не нырок в темную бездну, а легкомысленное скольжение по поверхности воды, лежа на цветном матрасе, в надежде на то, что таящиеся где-то там внизу морские монстры будут еще некоторое время придерживаться диеты из водорослей.
– Мистер Лайман, я обратилась к вам за помощью не только потому, что мы ограничены в возможностях и нас поджимает время…
– А что еще?
– Видите ли, Леонард может представлять опасность не только для Лионеи, но и для остального мира…
– В чем именно эта опасность?
– Он… Э-э… Он разрабатывает биологическое оружие.
Оленька, конечно же, была надоедливым, трескучим и легкомысленным созданием, но что когда-нибудь ее придется обозвать «биологическим оружием» – Настя и представить не могла. Однако дошло и до этого.
– Ну, если это так, то странно, что ваш Леонард до сих пор не попал в поле зрения наших спецслужб… Миссис Андерсон, и как бы вы могли определить характер террористической группы Леонарда? Это связано с религией или с радикальными политическими идеями? Я не очень понимаю, в чем глубинный смысл разрушения Лионеи, потому что, извините, конечно, но Лионея – это крохотное государство, о существовании которого большинство жителей Земли просто не подозревает. Разрушение Всемирного торгового центра или статуи Свободы – это другое дело, это символы свободного мира…
– Я же сказала: Леонард – очень особенный террорист. В его учении, в его планах именно Лионея олицетворяет современный мир. И поскольку он желает разрушить современный мир, он хочет нанести свой удар именно по Лионее.
– Ну если для него современный мир олицетворяет Лионея… Значит, это крепко больной на голову сукин сын, – озадаченно произнес Лайман и тут же добавил: – Которого мы, конечно же, найдем, в какую бы нору он не заполз.
– Хорошо, – сказала Настя, подумав про себя, что вряд ли Леонард будет прятаться по норам; скорее он собирается загнать в норы всех остальных. Лайман вряд ли бы поверил в такую перспективу, услышь он об этом от Насти, но злой гений на то и злой гений, чтобы достигать своих целей вне зависимости от того, верит в него президентская администрация или нет.
2
Вечером того же дня, ближе к середине второй бутылки бордо, Настю посетила мысль не то чтобы очень глубокая и философская, но довольно многозначная, что в тогдашнем Настином состоянии уже было немало. «Что плохо в моем нынешнем положении – то и дело появляется повод напиться. Что хорошо в моем нынешнем положении – вся выпивка за государственный счет. То есть завтра я буду сожалеть об этой бутылке, и голова у меня будет болеть, и все такое прочее, но зато на моем финансовом положении это никак не скажется».
Что еще было нехорошо – и это «нехорошо», вероятно, имело более глубокие корни, нежели серия сегодняшних событий – бордо при всей своей халявности как-то не очень помогало, хотя, может быть, это свойство было заложено в самой природе вина: оно работает, только если ты на него сильно потратилась, иначе…
