Рубеж парапета так и остался для бойцов первого взвода и всей роты недостижимой целью. В первые доли секунды грохот выстрелов и взрывов буквально вдавил Андрея в асфальт. Показалось, что набережная вокруг закипела, превращая асфальтовое полотно в смолу. Оно вязко, точно трясина, цеплялось за ноги бежавших бойцов, тянуло вниз, заставляя кричать и барахтаться в собственной крови и боли.
X
Секунды растягивались в минуты, которые длились бесконечно, и во всей этой бесконечности никто из штрафников не мог пошевелиться, будто взвод придавило невидимой глазу, но непосильной, орущей тысячью стальных глоток плитой. То одного, то другого бойца находила вражеская пуля или осколок, и тогда он нелепо, с отчаянным криком вскидывался над асфальтом, или его скрючивало, точно от судороги. Видя это бессмысленное избиение своих солдат, Аникин несколько раз истошно прокричал команду «Отходить!». Крик его распознали и подхватили.
Под оглушительный вой, грохот и треск шквальной стрельбы, волоча убитых и раненых, штрафники были вынуждены отступить на исходные позиции, под прикрытие ближнего к набережной ряда двухэтажных зданий.
Рота зализывала раны, подсчитывая потери, а закованное в гранитные грани полотно водной преграды по-прежнему лежало впереди непреодолимой свинцово-темной полосой. Полосой смерти. Бойцы даже не смогли подобраться к мосту.
Несколько продольных балок по-прежнему пересекали искореженные пролеты моста. Их подняло взрывом, разворотило, но не отшвырнуло в стороны, и теперь, пересекаясь вкривь и вкось, они висят над водой, давая надежду на переправу на тот берег.
Впрочем, это по силам совершить разве что цирковому гимнасту, эквилибристу. А как это сделать в боевой выкладке, да еще под массированным шквальным огнем фрицев, окопавшихся на южном берегу? Когда в КП штрафной роты, в подвале полуразрушенного двухэтажного домишки, метрах в двухстах от канала офицеры штрафной роты уточняли полученную в полку боевую задачу о переправе по мосту на южный берег, никто из них, включая ротного – майора Шибановского, – не подозревал, насколько трудновыполнимой была поставленная задача.
XI
Вторая попытка прорваться к разрушенному мосту натолкнулась на еще более остервенелый огонь с южного берега. Последние метров тридцать до моста – закатанное в асфальт и плиты пространство, насквозь простреливалось вражескими пулеметами, мины сыплются, словно зерно на току. Гранитная кайма берега буквально кипела от свиста и выщелкивания вражеских пуль. Их так много, что они сливаются в гудящее облако. Этот смертоносный рой облепляет балки взорванного моста. Гитлеровцы разрушили мост через канал, но не до конца.
Отступали – кто ползком, кто пятясь. Отстреливались. Жижевича тащили на шинели. Липатов уже доложил взводному, что у него осколочное ранение в живот, серьезное. Легко – в левую руку – ранен был и еще один молодой боец – из прибывшего утром пополнения по фамилии Тучин. Всех раненых Аникин срочно отправил к санинструктору. Так этот Тучин через каких-то минут двадцать снова объявился во взводе. Заявил, что перевязку сделали, и «тетенька доктор» объявила, что рана несерьезная. Позже у санинструктора Андрей выяснил, что бравого бойца все-таки намеревались отправить в медсанбат, но он наотрез отказался. Повел себя по-мужски, хотя испуг, застывший в глазах после пережитой атаки, еще никуда не делся.
У Мартынова в третьем взводе за две атаки только убитых было трое. Мартыновские наступали на правом фланге, где пулеметный огонь был особенно плотным. Еще более удручающая картина с потерями, общими и безвозвратными, наблюдалась во взводе Настасенко, чьи люди шли по центру напротив моста.
Вся эта трагическая статистика тяжким грузом лежала на сердце командиров штрафной, когда они отправлялись в полк. Именно поэтому на совещании слова Шибановского звучали так жестко и резко. Впрочем, своего результата они достигли.
К новому наступлению, намеченному на утро, «шурикам» была обещана массированная артподготовка из всех собравшихся здесь, на северном берегу, орудий. Сила выходила немалая: артдивизион, группа, выделенная из батальона «тридцатьчетверок», и взвод 122-миллиметровых «сушек».
XII
Решающую роль в том, что бойцы отдельной армейской штрафной роты наутро сумели преодолеть полосу смерти и зацепиться на южном берегу канала, сыграл не только огневой вал, обрушившийся на фашистские позиции с первыми лучами солнца. В помощь наступавшим полк выделил группу саперов.
Отчаянная храбрость, которую показали эти смельчаки на мосту под градом пуль и осколков, всколыхнула в наступавших такую волну ярости, оседлав которую штрафники и сумели по шатким балкам пересечь линию смерти.
Противоположный берег утонул в оглушительной канонаде нескончаемых разрывов. Казалось, вся южная сторона канала сдвинулась и начала уходить под землю, окутанная огненными вихрями и клубами дыма, вспучиваясь гигантскими фонтанами щебня и битого кирпича, вырванными с корнем деревьями.
Светопреставление продолжалось минут пятнадцать. Не успела утихнуть канонада и осесть пылевая взвесь, как штрафная рота смыкающимся веером пошла в атаку на мост. Тут же с той стороны канала застучали пулеметы: один, второй, третий. Их стук перекрыл усиливающийся рев летящих мин. Вражеский огонь нарастал. Это была уже не та степень плотности, с которой фашисты встречали атаки штрафников накануне. Ошеломить врага артиллеристам все-таки удалось. Но все равно они очухались слишком быстро.
Пулеметные и автоматные очереди ударили по наступавшим метров за пятнадцать до гранитной кромки берега, из которой вывороченные взрывом, словно редкие зубы, вкривь и вкось выступали торчащие балки перекрытий моста.
XIII
Шедшее впереди отделение Капустина, уходя от немецкого огня, нырнуло вниз. За ними, словно по команде, костяшками домино, посыпались на асфальт остальные. В двигавшемся по левую руку взводе Настасенко картина повторилась почти синхронно. Пули густо свистели и выщелкивали повсюду, снова вжимая штрафную роту в набережную.
На первом этапе атаки боевая задача подопечных старшего лейтенанта Аникина состояла в том, чтобы добраться до невысокого – сантиметров тридцать – каменного парапета. Нескольким бойцам передней линии, в том числе и Капустину, удалось подползти вплотную к парапету и обеспечить себе хоть какую-то защиту от вражеского огня.
Аникин подполз к Капустину, ткнув его стволом ППШ в сапог.
– Почему легли?! – закричал он во все свои голосовые связки, перемежая вопрос матерной руганью. Но в неумолкающем грохоте, накатывавшем с противоположного берега, старания его сводились почти на нет.
Капустин, повернув к нему лицо, что-то кричал в ответ. Но среди свиста пуль и грохота взрывов до взводного долетали только отдельные обрывки слов.
– …Ту!.. рищ… ома!.. Ода не!.. Про… да!.. ту!.. Това… дир!..
Ничего не разобрав, Аникин, упираясь локтями в черный, весь в крупных порах асфальт, попробовал подползти ближе.
– Почему залегли, мать вашу?! – повторил Андрей свой вопрос уже ближе, почти в лицо своему подчиненному.
– Я же вам говорю… – оправдываясь, прокричал Капустин.
Перепачканное его лицо все перекосило от напряжения.
– Прохода нету, товарищ командир!.. – кричал он, ткнув стволом своего трофейного пистолета-пулемета в сторону моста.
– Что значит
Капустин лихорадочно тыкал рукой вперед, в сторону моста.
– Балки, товарищ командир… Балок нету… Целый пролет в самой середине моста… Тютин своими глазами видел.
