немцев, пытавшихся сомкнуть кольцо с союзными мадьярскими частями, осколком артиллерийского снаряда тяжело ранило Алханова, одного из опытнейших и бесстрашных бойцов аникинского взвода. Вытаскивая его из-под огня, легкое ранение получил Абайдуллин.
И теперь вот перед ними поставлена задача форсировать Тису, будь она неладна… После Дебрецена бойцы обескровленной роты Шибановского справедливо рассчитывали хотя бы на несколько суток передышки. А вместо этого – десятки километров стремительного марша на передний край, в расположение гвардейской танковой армии.
Даже на пополнение изрядно потрепанной роты передыху не дали. Взвод новобранцев догнал роту уже по пути. Распределяли новичков на ходу, и Аникин даже еще не успел толком запомнить всех своих в лицо и по фамилиям. После совещания у танкистов Андрей понял: теперь это придется делать на ходу. Ожидания его не подвели. Не успел он прибыть в расположение, как поступил приказ выдвигаться.
Атакующие силы не стали дожидаться окончания артиллерийской подготовки. Бойцы штрафной роты, заранее распределившись повзводно, взобрались на броню танков. Походную заставу составили из трех «тридцатьчетверок» – взвода лейтенанта Хижняка. Для десантного сопровождения передового взвода танкистов штабисты штрафной роты назначили бойцов из аникинского взвода.
Андрей попробовал было возразить.
– Товарищ майор, мои люди четырежды за неделю прорывали фашистскую оборону в походных заставах, – еле сдерживая гнев, пояснял Аникин. – У меня потери – четверть личного состава. Люди с ног валятся. Сорок километров на марше и два часа отдыха… Они у меня под гусеницы будут падать.
– Лейтенант!.. Кому сейчас легко?… – сухо осадил подчиненного командир роты. – Другие не в обозе собираются отъедаться. Следом пойдут остальные, в составе остальных сил передового отряда… Тут немчурой все километров на сто пятьдесят нашпиговано. Возможны удары с флангов. Так что остынь, лейтенант…
«Закипать» Аникин не собирался. Что тут было говорить? Против приказа не попрешь. Он ничего не ответил, стараясь ничем не выдавать свои эмоции. И майора понять можно. По крайней мере, попытаться это сделать. У ротного цель одна – выполнить боевую задачу.
Только одно дело – «возможные удары с флангов», а другое – наступать в авангарде передового отряда. Тут все удары фашистов – твои, причем самые ожесточенные. Тут уж наверняка придется пообщаться с осатаневшей немчурой по полной программе. Да и мадьяры своим старшим гитлеровским братьям в остервенелости ничем не уступают.
VII
И еще одно, о чем майор не упомянул, но прекрасно помнил… Наступление в передовой заставе, по сути, являлось разведкой боем, а группы, состоявшие из штрафников, в разведку отправляли только с командиром из постоянного состава. Негласное распоряжение по этому поводу действовало с весны прошлого года, когда участились случаи невозвращения «временных бойцов» штрафных подразделений из разведывательных рейдов. Ушла, к примеру, группа штрафников в ночь за «языком» и – с концами. А потом думай-гадай, пали они смертью храбрых под внезапным огнем вражеских часовых или на минном поле, или попросту пошли к фашистам сдаваться с поднятыми руками. Ответственность за эти пропажи ложилась на плечи взводных, вот и стали их «пристегивать» в качестве командиров разведгрупп.
Когда майор назначал взвод Аникина в десантное сопровождение танкистов походной заставы, это само собой подразумевало, что Андрей должен был влезть на броню вместе со своими людьми.
Тут майор переменил тон на более мягкий.
– Сам понимаешь, Андрей, кроме твоих, в авангарде идти некому… – отечески напутствовал своего взводного майор Шибановский.
– С таким подходом, товарищ майор, в моем взводе скоро действительно в наступление идти будет некому… – без всякого эмоционального всплеска ответил Аникин. – По причине элементарного отсутствия личного состава.
– Ну-ну, Аникин… – отмахнулся Шибановский. – Сплюнь…
– Не имею возможности, товарищ майор… – ответил Андрей. – По причине отсутствия слюны. Пересохло, понимаете ли, в нутре…
– Ты вот что… Не умничай… – устало одернул его майор. – Бери своих, и бегом дуйте к танкистам. Взвод Хижняка. Запомнил? Поступаешь в его распоряжение.
– Так точно… – обрадованно ответил Андрей. Он хорошо знал старшего лейтенанта Хижняка. Только в сражении под Дебреценом его взвод уничтожил семнадцать вражеских машин, из них экипаж командира сжег десять. С таким командиром в дозор идти можно. «Башня» у него на плечах была и на поле боя «не клинила».
– И напомни Хижняку, что вам положены боеприпасы и провизия. Про гранаты кумулятивные напомни. Гринченко обещал обеспечить в полном объеме. Ясно?
– Так точно, товарищ майор…
– Вот и добре… Выполняйте, лейтенант Аникин!..
VIII
Ощущение, которое испытывал Андрей перед самым началом атаки, ни с чем сравнить было нельзя. Вот ты сидишь возле башни, вцепившись изо всех сил в холодную, мокрую десантную скобу, упираясь скользящими подошвами сапог в топливный бак. Только что ты накрепко привязал к скобе свой вещмешок, а потом привязался и сам, с помощью офицерской портупеи. Рядом с тобой твои подчиненные – боевые товарищи.
Каждый перед атакой ведет себя по-своему. У большинства лица бледные, как полотно. Сказывается волнение. Они как безумные озираются вокруг ничего не видящими, расширенными глазами, что-то взбудораженно кричат друг другу. Кто-то, из бывалых пытается погасить волнение, судорожно спешит привязать себя солдатскими ремнями к десантным скобам, наваренным на броню. Новички соображают быстро, берут пример с более опытных товарищей. Без такого крепежа не обойтись. Через минуту кувырнешься с брони. Этот как пить дать.
«Старики» что-то кричат молодым, пытаются научить уму-разуму. Но разобрать хоть слово ни к черту нельзя. Моторы танков уже взревели, обдав всех своих пассажиров черной копотью выхлопных газов. Сердце начинает биться часто-часто и так сильно, что кажется, пробьет грудину изнутри. Оно стучит в ушах, перекрывая истошный рев двигателей.
Танки, будто несокрушимые стальные звери, роют гусеничными лапами землю, готовясь к прыжку через реку. И вот головная машина ударной «тройки», выплюнув кверху черное облако и чуть не стряхнув с себя матерно выругавшихся штрафников, рванула вперед. Танк, подминая гусеницами раскисшую от дождей землю, взбирается на пологое возвышение прибрежной полосы. Ветер и моросящий дождь ударяют в лицо вместе с грохотом разрывов, которые непрерывно сотрясают правый берег.
Танк не задерживается на возвышенности, тут же устремляясь пологим спуском вниз, к воде. Не сбавляя ход, он стремительно влетает в водный поток, вспенивая речную гладь, покрытую мурашками моросящего дождя, поднимая брызги, буруны и волны. Две другие машины не отстают, спускаются следом.
С правого берега начинается стрельба. Немцы встречают наступающих вяло. Это результат предварительной работы артиллеристов. Пушкари – молодцы, не подвели, основательно перепахали позиции обороняющихся на правом берегу. Остатки фашистов, потрясенных не прекращающимися ударами артиллерии, ведут беспорядочную, неприцельную стрельбу. Им не дает сосредоточиться град 76- миллиметровых снарядов, которые сыплет на головы фашистов артдивизион.
Танкисты отважно ведут свои машины напрямик, поперек русла Тисы. «Тридцатьчетверки», как стремительные стальные слоны, задравшие хоботы своих орудий, уверенно пересекают реку. Дно становится все глубже, и вот уже уровень воды поднимается выше корпуса, окуная прижавшихся к броне штрафников в холодную воду.
– Водные процедуры!.. – сквозь грохот и шум кричит Талатёнков, обернувшись к Аникину. Он, как все остальные, охвачен стремительной мощью атаки, глаза его горят, как у безумца, огнем восторга и ужаса. Талатёнков хочет сказать еще что-то, но не успевает. Столб взрыва с громом, от которого закладывает уши, вырастает справа от танка. Холодная водяная масса, будто из десятка бочек разом, обрушивается на десант танка.
