моей матерью, новобрачной, и пригоршней верных людей.
– Они случайно нашли дорогу в это место. Пришли сюда и были схвачены… теми, кто теперь мой народ. И моя мать, а она была прекрасна, поднялась перед тем, кто правит здесь, и понравилась ему, и он построил для нее этот дом, который стал моим.
– И со временем родилась я… но не здесь, нет, в тайном месте света, где рождается мое племя.
Она смолкла. Я взглянул на Дрейка. Тайное место света – тот волшебный зал, где огни превращаются в музыку. Мы заглянули и туда, и за это святотатство, как я думал, нас выбросили из Города. Может, в этом объяснение ее необычности? Может, там вместе с молоком матери всосала она загадочную жизнь металлического народа, стала мутантом, родственным этим существам? Кто мог бы объяснить…
– Мать показывала мне Рушарк, – Норала продолжила рассказ, прервав мои размышления. – Однажды, когда я была еще мала, мать и отец пронесли меня через лес и по тайному пути. Я смотрела на Рушарк – большой город, многолюдный, котел, полный жестокости и зла.
– Отец и мать не были похожи на меня. Они стремились к своим, хотели вернуться. И вот однажды мой отец отправился в Рушарк, чтобы поискать друзей и с их помощью вернуть себе свое место. Те, кто повинуется мне, ему не повиновались; не мог он повести их, как поведу я, на Рушарк.
– Черкис захватил его. И ждал, хорошо зная, что мать последует за отцом. Черкис не знал, где искать ее, потому что между городом и этим местом огромные непроходимые горы, и путь сюда тщательно скрыт; и лишь случайно моя мать и те, кто бежал с ней, открыли его. Моего отца пытали, но он не показал им пути. А потом те, что оставались здесь, вместе с моей матерью отправились на поиски отца. Меня они оставили с Юруком. И Черкис захватил мою мать.
Ее гордая грудь вздымалась, глаза горели.
– С моего отца живьем содрали кожу, а потом распяли его. Его кожу прибили к воротам города. Надругавшись над моей матерью, Черкис отдал ее своим солдатам для забавы.
– Всех ее сопровождающих пытали и убили, и Черкис смеялся их мукам. Но один из них бежал и рассказал мне. Я была еще девочкой. Рассказал, попросил отомстить и умер. Прошли годы, но я не похожа на своих родителей, я забыла, жила здесь в спокойствии, отгороженная от всех, и не думала о людях и их путях.
– Ай, ай! – воскликнула она. – Горе мне! Я забыла! Но теперь я отомщу. Я, Норала, раздавлю их: и Черкиса, и город Рушарк, и все, что в нем! Я, Норала, и мои слуги – мы втопчем их в скалы, так что никто никогда не узнает и места, где они были! И если бы я встретила их богов со всей их мощью, я растоптала бы и их, впечатала бы их в камень под ногами моих слуг!
Она протянула белые руки.
Почему Юрук солгал мне, думал я, глядя на нее. Диск не убивал ее мать. Конечно! Он лгал, чтобы сыграть на нашем страхе, хотел отпугнуть нас.
Вой снаружи все возрастал. Одна из звезд сложилась и скользнула к выходу.
– Идем! – приказала Норала и пошла. Вторая звезда последовала за нами. Мы переступили через порог.
И на мгновение застыли, пораженные, затаив дыхание. Перед нами возвышалось чудовище – колоссальный безголовый сфинкс. Как передние лапы и челюсти, в стены ущелья упирались столбы из кубов и шаров. За ними на высоту в двести футов вздымалось само чудовище.
Все они состояло из движущихся переплетающихся металлических существ; они образовали гигантское туловище, огромные щиты, живую кольчугу. И от всех этих движущихся частей, от всего чудовища доносился вой. Как безголовый сфинкс, прижималось оно к земле – и сделало шаг навстречу нам.
– Хай! – воскликнула Норала, в ее золотом голове звучала жажда битвы. – Хай, мои спутники!
Сверху спустился огромный хобот из кубов и вращающихся шаров. Как хобот, он ткнулся в нас, подхватил и поднял вверх. Несколько мгновений я пошатывался, испытывая головокружение; меня держали; я стоял рядом с Норалой на маленькой ровной площадке, полной мигающих глаз; на другой стороне площадки покачивался Дрейк.
Во всем чудовище чувствовалась дрожь, нетерпеливый пульс. Я повернул голову. На полмили уходила назад спина зверя, заканчиваясь драконьим хвостом, который извивался еще на расстоянии в полмили. Со спины вздымался зубчатый воротник, густая роща копий, свивающихся и развивающихся щупалец, зубастых вершин. Они непрерывно двигались, наклонялись; непрерывно хлестал фантастически длинный хвост.
– Хай! – еще раз крикнула Норала. Послышался ее золотой зов, теперь он звучал как безжалостный гимн убийству.
Чудовищный корпус поднялся. В него втянулся длинный хвост. В него ушли зубцы спины. Мы поднимались все выше и выше, на три сотни футов, на четыре, на пять. Гигантская нога перешагнула через голубой купол дома Норалы. Из боков чудовища, как у паука, торчало множество других ног.
Начинался рассвет. Мы двигались со все возраставшей скоростью, прямо к линии холмов, за которой город вооруженных людей – и Руфь и Вентнор.
24. РУШАРК
Колоссальная фигура двигалась ровно, мы на ней чувствовали себя, как в колыбели. Чудовище не скользило, оно шагало.
Колоннообразные ноги поднимались, сгибались в тысячах суставов. Пьедесталы ног, огромные и массивные, как платформы шестнадцатидюймовых орудий, опустились с математической точностью.
Деревья леса под этими ногами падали, как камыш на пути мастодонта. Далеко снизу доносился треск. Густой лес замедлил продвижение чудовища не больше, чем трава помешала бы человеку.
За нами в зелени леса оставался след из глубоких черных ям, с такими же ровными и гладкими краями, как на отпечатке в долине маков. Это отпечатки ног существа, которое несло нас.
Свистел ветер. Взлетел выводок птиц, они отчаянно били крылышками. Лицо Норалы смягчилось, она улыбнулась.
– Уходите, маленькие глупышки, – воскликнула она и взмахнула рукой. Птицы улетели с криками.
На широких крыльях скользнул к нам стервятник; всмотрелся в нас; полетел в сторону холмов.
– Не будет тебе падали, черный пожиратель мертвых, когда я кончу, – услышал я шепот Норалы. Глаза ее снова стали мрачны.
Становилось все светлее; Норала снова возвысила голос. И теперь, под мерный топот чудовища, ее гимн начал действовать и на меня. И на Дрейка тоже, увидел я, потому что он высоко поднял голову, глаза его горели так же ярко, как и у поющей.
Торжествующий пульс пронизал наши тела. Пульс чудовища, пульс песни!
Утесы приближались. С грохотом падали деревья, их треск сопровождал боевую песнь стоявшей рядом со мной валькирии, как дикие аккорды бурного прибоя. Впереди непрерывный лес. Прямо перед нами утесы. Рассвет кончился. Наступил день.
Через гранитные утесы вела расщелина. В ней густо лежала тень. Мы двигались прямо к ней. И тут верх чудовища начал быстро понижаться. Мы опускались все ниже и ниже, на сто футов, на двести; теперь мы всего в двух десятках ярдов над вершинами деревьев.
Вперед протянулась шея, тело гигантской змеи. Вся усаженная пирамидами; пирамидами усажена и голова. Она густо ощетинилась пирамидами, на вершине каждой быстро вращалось колесо. На сотни футов вперед тянулась эта невероятная шея, а сзади, вдвое более длинное, извивалось чудовищное тело.
Теперь мы ехали на змее, на сверкающем голубым металлом драконе, покрытом пиками, копьями и чешуей. Конь Норалы растянулся, собираясь преодолеть ущелье.
И по-прежнему по всему телу проходил дикий торжествующий быстрый пульс. По-прежнему звенела песня Норалы.
По обе стороны от нас раздвигались и падали деревья, как будто мы – морское чудовище, а они – рассекаемые нами волны.
Теперь утесы окружили нас. Мы опустились еще ниже; теперь до поверхности не больше пятидесяти футов. Чудовище потоком стремилось вперед.
Нас окутала глубокая тьма. Туннель.
Мы плыли по нему. И вырвались из него в более широкое место, полное рассеянным светом. Свет проходил через отверстие в высокой, много тысяч футов, каменной стене. Впереди, в миле от нас, снова щель, но такая узкая, что едва ли через нее пройдет человек.
