Темнеет. В каньоне и над долиной яркий свет.
Вентнор миновал шар, присоединился к нам.
Голубой дом дрогнул от взрыва звуков. Руфь пошевелилась; свела брови; руки ее сжались. Шар, стоявший перед нами, повернулся вокруг оси, скользнул к шару у ее головы, потом к шару у ее ног – как будто пошептался с ними. Руфь застонала, тело ее согнулось, неподвижно застыло. Глаза ее открылись; она смотрела на нас, как на какое-то ужасное видение; мне показалось, что она смотрит чужими глазами, в ее глазах отражались чужие страдания.
Шары у ее ног и головы повернулись, метнулись к третьему шару. На лице Вентнора я увидел выражение жалости – и огромное облегчение. И с удивлением понял, что страдания Руфи – а она явно страдала – вызывают у него радость. Он заговорил, и я понял почему.
– Норала! – прошептал он. – Она смотрит глазами Норалы, чувствует то же, что Норала. Там что-то неладно… с ними… Если бы мы могли оставить Руфь, только взглянуть…
Руфь вскочила на ноги, закричала – золотой звучный призыв, как у Норалы. Мгновенно обе пирамиды раскрылись, стали двумя сверкающими звездами, окружили ее своим сиянием. На их верхних лучах я увидел овалы – они угрожающе блестели.
Девушка взглянула на нас, овалы заблестели еще ярче, молнии готовы были сорваться с них.
– Руфь! – негромко позвал Вентнор.
Тень смягчила невыносимую жесткую яркость ее карих глаз. Что-то в них стремилось вырваться на поверхность, как тонущий человек.
Ушло в глубину, лицо приняло выражение ужасного горя; отчаяние души, поверившей во что-то и обманутой.
На нас смотрела обнаженная душа, лишившаяся надежды и ужасная.
Руфь снова отчаянно закричала. Центральный шар устремился к ней, поднял ее себе на спину, скользнул к выходу. Она стояла на нем, как юная Победа, Победа, глядящая в лицо поражению; стояла на загадочном шаре голыми стройными ногами, одна грудь обнажена, руки подняты, девственно архаичная, ничего не было в ней от той Руфи, что мы знали.
– Руфь! – закричал Дрейк. Отчаяние, такое же сильное, как у нее на лице, звучало в его голосе. Он встал перед шаром, преградил ему дорогу.
На мгновение существо остановилось, и в это мгновение прорвалась человеческая душа девушки.
– Нет! – закричала она. – Нет!
Дикий зов испустили побелевшие губы, он звучал неуверенно, запинаясь, будто сама посылавшая его сомневалась в нем. Звезды закрылись. Три шара повернулись – недоумевающе, смущенно. Руфь снова крикнула, звучно, с перерывами. Ее приподняли, опустили на пол.
Мгновение пирамиды и шары вращались вокруг нее – затем устремились к выходу.
Руфь с всхлипыванием качнулась им вслед. Как будто притянутая, она подбежала к выходу, выбежала наружу. Мы бросились за ней. Впереди сверкнуло ее белое тело, она бежала к пропасти. Бежала как легконогая Атланта. Далеко позади нас остался голубой дом, приближался туманный барьер, когда последним отчаянным усилием Дрейк поравнялся с ней и схватил ее. Они упали и покатились по ровной дороге. Руфь билась молча, кусалась, царапалась, пыталась освободиться.
– Быстрее! – крикнул Вентнор, протягивая мне руку. – Отрежьте рукав. Быстрее!
Ни о чем не спрашивая, я достал нож и отрезал рукав у плеча. Вентнор выхватил его у меня, склонился к Руфи; быстро сунул скомканный рукав ей в рот, прочно привязал.
– Держите ее! – приказал он Дрейку и сам с облегченным вздохом распрямился. Глаза девушки, полные ненависти, устремились к нему.
– Отрежьте другой рукав, – сказал он, и, когда я это сделал, снова наклонился, прижал Руфь коленом, перевернул и связал ей руки за спиной. Она перестала сопротивляться; он снова осторожно повернул ее, положил на спину.
– Держите ее ноги. – Он кивнул Дрейку, который сжал стройные лодыжки сильными пальцами.
Она лежала, беспомощная, не в состоянии шевельнуть ни рукой, ни ногой.
– Слишком мало Руфи и слишком много Норалы, – сказал Вентнор, глядя на меня. – Если бы она закричала. Могла бы вызвать целое войско этих существ и сжечь нас. И сделала бы это – если бы догадалась. Вы ведь не думаете, что это Руфь?
Он указал на бледное лицо, на глаза, в которых сверкало холодное пламя.
– Нет! – Вентнор схватил Дрейка за плечо, отбросил на десяток футов. – Черт возьми, Дрейк, неужели вы не поняли?
Потому что глаза Руфи вдруг смягчились; она жалобно посмотрела на Дрейка, и он расслабил ей лодыжки, наклонился, собираясь достать кляп изо рта.
– Ваш револьвер, – прошептал мне Вентнор; прежде чем я смог пошевельнуться, он выхватил мой пистолет из кобуры и направил на Дрейка.
– Дрейк, – сказал он, – оставайтесь на месте. Если сделаете еще шаг к ней, я вас застрелю. Клянусь Господом, застрелю!
Дрейк колебался, на лице его было выражение недоверчивого изумления; я сам негодовал из-за действий Вентнора.
– Но ей больно, – сказал Дрейк. Глаза Руфи по-прежнему жалобно и просительно были устремлены на него.
– Больно! – воскликнул Вентнор. – Слушай, парень, она моя сестра! Я знаю, что делаю. Разве вы не видите? Не видите, как мало от Руфи в этом теле, как мало от девушки, которую вы любите? Не знаю, откуда, но твердо знаю. Дрейк, вы забыли, как Норала обманула Черкиса? Я хочу вернуть свою сестру. Я помогаю ей вернуться. Я знаю, что делаю. Посмотрите на нее!
Мы посмотрели. В лице, которое смотрело на Вентнора, не было ничего от Руфи, как он и сказал. Холодный, страшный гнев, с которым Норала смотрела на Черкиса, когда он висел над своим гибнущим городом. Но тут произошло быстрое изменение – словно разгладились волны на ветреном озере.
Перед нами снова было лицо Руфи – только Руфи; и глаза тоже ее, умоляющие, жалобные.
– Руфь! – воскликнул Вентнор. – Пока ты нас слышишь – прав ли я?
Руфь энергично кивнула; снова исчезла, ушла.
– Видите? – мрачно повернулся он к нам.
Столб света упал на завесу, почти пронзил ее. До нас донеслась лавина звуков. Но до нас звуки все же доносились приглушенно. Конечно, подумал я, завеса.
И смутно удивился. Ведь основная цель завесы – удерживать, концентрировать магнитный поток. Задержка звука – случайный результат, не имеет отношения к истинному назначению завесы; ведь звук – это всего лишь колебания воздуха. Нет, конечно, это вторичный эффект. Металлические существа так же равнодушны к шуму, как к жаре или холоду…
– Мы должны взглянуть, – прервал мои мысли Вентнор. – Надо пройти завесу и посмотреть, что происходит. Победа или поражение – мы должны знать.
– Отрежьте свои рукава, как я, – сказал он Дрейку. Перевяжите ей ноги. Мы понесем ее.
Это было быстро сделано. Легкое тело Руфи висело между ее братом и возлюбленным. Мы быстро миновали туман, осторожно продвигались вперед в мертвой тишине.
Вышли из тумана и тут же отшатнулись от хаоса света и грохота.
Вентнор и Дрейк опустили Руфь, мы стояли, ослепленные, оглушенные, пытаясь прийти в себя. Руфь дергалась, извивалась, пыталась продвинуться к краю. Вентнор подошел к ней, прижал.
На коленях, таща Руфь, мы ползли вперед; остановились, когда поредевший туман, по-прежнему скрывая нас, позволил взглянуть не нестерпимую яркость, заполнявшую пропасть; туман чуть приглушал ее, и потому мы могли вынести этот свет.
Я всмотрелся: мышцы и нервы парализовало благоговением и страхом. Я чувствовал себя, как человек, стоящий вблизи боевых отрядов звезд, свидетель смертных мук вселенных; как пронесенный через пространство и повисший над извивами туманности Андромеды, глядя, как она в страданиях рождает солнца.
Нет подходящего образа, нет гиперболы – в окруженной горами долине была живая борющаяся сила, родственная той, что живет в туманностях и звездах; космический дух, преодолевший все измерения и
