Фаина незаметно наступила Эмке на ногу — быстро хвали! Но Кутельман уже и сам мысленно наступил себе на ногу.
— Фирка, получилось потрясающе! — торопливо сказал он.
— Фирка, мы сейчас за тебя выпьем как за лучшую жену на свете, — сказал Илья.
Фира улыбнулась. С тех пор как у Ильи машина, в постели у них все стало как у молодых, когда Лева еще за шкафом сопел. Конечно, она не для этого Илье машину купила, но в семье должна быть любовь, тогда и дети счастливы, она как педагог знает. И Леве приятно сказать, что на машине куда-то с отцом поехали. Получается, машину купили для Ильи, но и для Левы. А деньги она отдаст точно в срок. Можно вести кружок мягкой игрушки, шить с детьми зайчиков и лисичек. Можно взять учеников — готовить к экзаменам в вузы.
…Да, она возьмет учеников, но будет заниматься в школе, оставаться после уроков, ходить домой к ученикам унизительно, чувствуешь себя как обслуживающий персонал, как домработница или сантехник — ваш унитаз течет, починю за трояк…Урок математики стоит три рубля. Как починить унитаз. Если взять два урока в день и умножить на пять дней в неделю, умножить на четыре недели…
…На Байкал Кутельманы тем летом не поехали. Кутельман сказал: «Фирка, ты не хочешь на Байкал? А кто сказал, что я хочу на Байкал? Я тоже не хочу». Ругал Фаину, ругал себя — как они могли быть такими нетактичными, неужели нельзя было сначала посчитать.
Кутельманы поехали на Байкал через год — с другими друзьями. Резники сняли дачу в Токсово, комнату и веранду. Это лето, этот август, этот отпуск, который они впервые провели раздельно, оказался для Фиры сумасшедшим временем, самым тяжелым в ее жизни, не считая, конечно, горя после смерти мамы.
Весь август, когда Эмма с Фаиной путешествовали по Байкалу, Фира проездила в электричке. Они с Ильей и Левой жили на даче, Фира с утра купалась, собирала грибы, варила варенье из черноплодки, из слив, готовила особенную вкуснейшую дачную еду — грибы с картошкой, щавелевый суп, пирог с ревенем, до блеска отдраивала комнату и веранду, и — каждый день пропадала часа на два. Шла на станцию и садилась в первую же электричку в любую сторону, все равно, к городу или от города. Смотрела в окно на пробегавшую мимо чужую жизнь, плакала, иногда легко, как идет дождь, а иногда, как плачут в горе. Проехав три-четыре остановки, вдруг вздрагивала, как от укола, — зачем она здесь?! — и, как попрыгун на ниточке, возвращалась домой, с жаром принималась кормить Илью и Леву.
Фира, чрезвычайно практический человек, бессмысленно романтично каталась в электричках, — зачем? Хотела уехать от себя на электричке?…..Однажды она встретила свою ученицу с мамой, те бросились к ней через весь вагон, — «Фира Зельмановна, у вас такое лицо…». ТАКОЕ ЛИЦО у нее было только в электричке, действительно страшное — запавшие глаза, сжатые губы, — а дома у Фиры было нормальное лицо. «Чем помочь, что случилось?» — спрашивали ученица с мамой.
Что случилось с Фирой, цыганкой-молдаванкой, на которую смотреть-любоваться — уже веселье и счастье? Она ревновала Кутельманов, думала, как они там, без нее, с другими друзьями?.. А может быть, она завидовала? Может быть, это была элементарная пошлая зависть?
Если зависть подразумевает сравнение своего и чужого, самую частую операцию, которую производит любой развитый мозг, то да, Фира сравнивала. И сравнение было не в ее пользу.
Подсчитаем, что у кого есть, не по значимости, а как придется. У Фаины есть Эмка-профессор, его положение и большая зарплата, собственная большая зарплата, Байкал, финские сапоги, кандидатская степень, каракулевая шуба, отдельная большая квартира, другие друзья.
У Фиры: ученики (три рубля в час), кожаный пиджак Ильи, долг Кутельманам за машину, «Вестник АН СССР» со статьей Кутельмана Э.Д. и Резника И.Б., убранный с глаз долой в нижний ящик серванта, благодарность Кутельманам за подаренную комнату.
Комната — фантастический подарок, неописуемой значимости услуга. Комната — это невероятно много, так много, что можно потерять друзей. Благодарность — тяжкий груз, и никто не хочет нести его вечно, тем более оплачивать долг благодарности мелкими повседневными уступками… Кто может угадать момент, когда благодарность превращается в недоброжелательность?
Тем более, это вышло во вред. Фантастически щедрый дар — ровно те семь метров, из-за которых им не разрешили вступить в кооператив, оказался причиной того, что у них никогда не будет отдельной квартиры. Отсюда совсем недалеко до резвой мыслишки: «Фаине этот красивый жест ничего не стоил» … Кому захочется быть навсегда благодарным, каждую минуту быть благодарным, если ВЫШЛО ВО ВРЕД?..
Фира понимала — несправедливо, нелогично, гадко. Фаина ее просто спасла. Страшно представить, как бы они жили, не подари ей Фаина комнату, — они с Ильей и Левой в одной комнате с больной мамой, — бедный Илья, бедный Лева!.. Она мысленно просила прощения у Эммы и у Фаины, но раз подуманные мысли никуда не деваются, и Фира, горячая на слова, опять выкрикивала про себя злые гадости и опять просила прощения.
Бедная Фира плакала в электричках, плакала на снятой даче… Но не потому, что завидовала, и не потому, что так сильно хотела на Байкал, и даже не потому, что Фаина уплывала от нее в другую жизнь с другими друзьями…Эмка.
Мысли об Эмке давно уже органично вплетались в ее злые мысли, Эмка был пунктом в ее по-детски простодушном списке — у Фаины все лучше, но зато Илья несравнимо лучше Эмки как мужчина.
Все годы дружбы Фира относилась к Эмке с той же пристрастной любовью, с какой относилась ко всем «своим», — Кутельман следовал в ее сердце за Левой, Ильей и Фаиной.
В ее чувстве к Эмме были все возможные составляющие — гордость его талантом, восхищение порядочностью, уважение… все-все-все, что только возможно, и одно «но».
Но — ее не оставляла снисходительность к любовной составляющей Фаининого брака.
Фира так и не смогла привыкнуть к его внешности и каждый раз, на пляже или дома, когда он снимал пиджак, с жалостливым изумлением отмечала «какой маленький», «какой худенький», «какой узкоплечий», и сразу же мысль — как Фаина с ним?.. У нее самой — Любовь. Такое сильное притяжение к Илье, сколько лет она под его взглядом сладко замирает… Даже его загулы — выпил-заигрался в карты-пришел под утро, даже эти чисто мужские пороки странным образом прибавляют ему мужского обаяния, силы, мужественности. С Ильей — не страшно, он настоящий мужчина, единственный, кто дает ей чувство защищенности. А Эмка, такой маленький и слабый, даже от уличного хулигана не защитит.
Со временем выяснилось, что защита от уличных хулиганов не требуется, а чувство защищенности дает не картинная мужественность Ильи, а правильное течение жизни, раз и навсегда выбранный путь. Почти одновременно Фира поняла, что она толкает впереди себя Илюшку, как шкаф, пыхтит, надрывается, а шкаф и ныне там… и что настоящим мужчиной оказался маленький слабый Эмка.
Фира все думала и думала об Эмме, сначала как о воплощении своих представлений о жизни, а затем мысли о нем стали приходить каждый день, перед сном. И ей все сильней хотелось сделать для него что-то физическое — накормить повкусней, одеть покрасивей, чем одевает его Фаина, приласкать по-дружески…
А когда Кутельманы уехали на Байкал и Фира зашлась от обиды, непрестанно думая, как они без нее, она вдруг поняла — не «как они без нее», а «как он без нее». Поняла, что она, смешно сказать, влюблена. Как говорила покойная мама, «и смех, и грех».
Как разумная женщина Фира попыталась излечить себя от навязчивых мыслей привычным способом. Ей и раньше изредка кто-то — раз, и вдруг понравится. Не часто, — никто не мог сравниться с Ильей, но два раза в жизни она испытывала интерес к чужим мужчинам — учителю физики в своей школе и одному из сослуживцев Ильи. Излечиться от мысли «не пойму, нравится он мне или нет?» можно было при помощи проверки.
Проверка — представить себя с ним в постели. Представляя себя с учителем физики и сослуживцем Ильи, Фира испытала такой острый импульс отвращения, что впору было заблеять как коза, бе-е… Особенно неприемлемым оказался сослуживец… В постели с Эммой, то есть с воображаемым Эммой, будет так же — представить и тут же вздрогнуть, — бр-р-р, невозможно!
Но вот какая неожиданность: представив себя с Эммой в постели, мысленно рассмотрев его худенькое тело, вообразив, как он входит в нее, вместо ожидаемого брезгливого отвращения Фира вдруг испытала
