Таким образом, Альфред Кох прямо-таки с фотографической точностью набрасывает портрет мощного Старика из «Меньшего зла» Юлия Дубова. А Игорь Свинаренко воспроизводит конспирологическую интригу прохановского «Господина Гексогена». Правда, на роль Старика собеседник Коха сватает Анатолия Чубайса — ему, мол, все равно не привыкать быть виноватым во всем…
Дальше застольный разговор по обыкновению сползает на «пидорасов» — латентных и настоящих.
В контексте той же беседы-воспоминания о 83-м годе Кох набрасывает эссе с характерным, повторяющим пассаж о твердой руке зачином.
И хотя Кох предпочитает подчеркнуто не конкретизировать
Тут я позволю себе лирическое отступление.
Знал я примерно пятерых чекистов, каждый из которых имеет право сказать: «На его (Путина) месте мог бы быть я».
Или «Ну чем я хуже?».
Слоганы можно носить на себе в виде значка или бейджа рядом с другими, например «бывших не бывает».
Во-первых, все они сейчас в возрасте 55 плюс-минус пять и уволились из органов либо полковниками, либо под. Нет, один всё же старшим лейтенантом — его в раннюю перестройку публично разоблачил им же когда-то завербованный стукач.
С другим, старше по званию, приключались истории круче — возглавляя в ранние 90-е некий галлюцинаторный Центр борьбы с коррупцией (от первой ЛДПР-Госдумы), он обходил коммерсантов для задушевных бесед, смысл которых сводился к генетическим познаниям о чекизме и намекам на пожертвования в пользу борьбы с коррупцией. Тогдашние коммерсанты не были по-нынешнему пугливы, напротив, не от хорошей жизни агрессивны, и один еврейский банкир, прикинувшись тугодумом, усыпил- таки бдительность отставника до называния конкретной цифры, и записал беседу на видео. Но выгнали борца с коррупционерами не за это, а за то, что — то ли чуть раньше, то ли годом позже — назначил стрелку бандитам прямо у дверей Серого дома по ул. Дзержинского, где издавна располагается штаб- квартира саратовской ФСБ. А еврейский банкир, через десяток лет сделавшись провинциальным олигархом, издателем и оппозиционером, выложил архивное видео в Интернет, когда экс-чекист опять возглавлял борьбу с коррупцией в областной Общественной палате. И продолжает возглавлять.
Во-вторых, после увольнения никто не ушел в частную жизнь, но все занялись… Как бы обозначить эту субстанцию, пахучую смесь из политики, бизнеса, медиа с неизбежной поправкой на жалкий наш провинциальный масштаб?..
Всех их действительно со страшной силой тянет в массовые коммуникации. Тот, которого стукач разоблачил, сейчас руководит филиалом государственного ТВ-канала, а до этого рулил в местном правительстве департаментом информации, а еще раньше издавал газету «Новый стиль», параллельно возглавляя структуру в поддержку приватизации, куда его определил старый приятель, однокурсник и сослуживец. Этот сослуживец, в свою очередь, взлетел выше их всех, много лет состоял при Чубайсе (пресс-секретарем!) и регулярно упоминаем Альфредом Кохом в «Ящике» в связи с другой тарой — коробкой из-под ксерокса.
Эта коробка достала его по жизни так основательно, что в какой-то год он, баллотируясь у нас в Госдуму, по смутной ассоциации придумал себе слоган «промышленный дипломат». Избиратель (который тогда еще голосовал) соединил в массовом сознании обе емкости, коробку с дипломатом, и округ выиграл коммунист. Однако у «промышленного дипломата» всё, в общем, и в Москве сложилось — а в нашем городе он издает газету с оригинальным названием «Газета недели». Вступил в партию Прохорова, но после известных событий решил посвятить себя правозащите.
Тот самый, который борец с коррупцией, тоже издает. Газету для и про пенсионеров, «Отображение», кажется. Там, критикуя вашего покорного слугу, припоминает полицейские академии: знаете, мол, почему Колобродов, когда ведет свою передачу, держит руки в карманах? А потому, что на блатном языке это означает готовность к нападению… С языками у него свои отношения: он накатал на меня заяву в милицию по клевете. «Да я же их читал»: симпатичная барышня-дознаватель вместе со мной потешалась над грамматикой, а я — в одиночестве уже — над стилистикой. Как с такими познаниями он брал, согласно его задушевным беседам с предпринимателями, дворец Амина или шаха Резу Пехлеви — не совсем понятно. Впрочем, это я к чекизму снобистски придираюсь. Нечто подобное встречаем у Сергея Довлатова.
И вот еще один, уволившийся майором, но каким-то образом на дембеле присвоивший себе полковника, хозяин охранного агентства при бывшем нашем мэре, который, в свою очередь, отбывает ныне строгач, а его всё никак не выпустят по УДО — слишком много знает; так вот, этот майор-полковник не уехал охранять мэра, но остался в мэрии и завел новый бизнес — экологический, даже по звучанию близкий к эсхатологии. Как дразнились в детстве «говно качать, по три копейки получать». Хотя бизнес как раз прибыльный. Он ничего не издает, зато обожает давать интервью. Вот характерная реплика: «Когда мы у себя в фирме поставили караоке, три дня не работали. Вокруг него ходили и пели». Я живо представил, как чекист три дня поет — грузный, в камуфляже, пышные усы ходят взад-вперед по испитому, мятому, как несвежая подушка, лицу. Живость представления объясняется тем, что интервью, халтуря, брал для чужого издания именно я.
К чему эта галерея национальных типов, объединенных полузабытой принадлежностью к полувиртуальному ордену? Для чего не слишком умелый портретист вынужден переквалифицироваться в передвижники? Я ведь еще не всё рассказываю — теперь не в кабинетах директоров оперных театров, а в службах безопасности предприятий от средних и выше стоят диваны, где проверяют и голоса, и дипломы женских менеджеров…
Дело не только в Путине, хотя качество и нравы среды сполна проявляются в лучших и худших ее представителях, даже тех, кто с ней демонстративно рвет (путинский случай явно не тот). Я, как и Проханов