— Он пытался понять, чем живут эти люди. Он был настоящим ученым.
Похоже, Шольц был готов обидеться.
— Я тоже настоящий ученый. К вашему сведению, я профессор Мюнхенского университета!
— А по совместительству?
Руководитель экспедиции помедлил с ответом, но все же признался:
— Полковник абвера. Я знаю, мое признание коробит вас, но такова жизнь. Время заставило меня пойти в разведку. Время и обстоятельства. Если бы не чертовы обстоятельства, я был бы ученым. Впрочем, я и сейчас остаюсь им. Я специалист по Востоку, один из немногих людей в Германии, кто действительно имеет представление об этой части света. Именно поэтому раздобыть копье поручили мне.
— Зачем оно вам?
— Вы же сами прекрасно понимаете, копье — это сила!
— А сила есть власть! Macht! — смачно выговорила Шева.
— Вы знаете наш язык! — с тайным удовлетворением, как почудилось Шеве, констатировал полковник.
— Не хуже, чем все остальные, — сказала девушка на родном языке Отто фон Шольца.
Тот засмеялся.
— Недаром Раубен подозревает вас. У Раубена особый нюх. Он работает в гестапо и за версту чует подвох. Вам приходилось слышать о гестапо?
— Нет, — сказала Шева, и это было правдой.
— Очень своеобразная организация. Некоторым она не нравится. Если я отдам вас в руки Раубену, знаете, что он с вами сделает?
Шева осталась невозмутимой.
— Вы не пойдете на это, господин Шольц!
— Почему, позвольте узнать? — слегка изумившись такому нахальству, поинтересовался полковник.
— Вам это невыгодно. Вы одним махом лишаетесь переводчика, проводника и просто очаровательной собеседницы.
— Первые два аргумента не слишком убедительны, но последний — неотразим! — Полковник Шольц явно желал выглядеть джентльменом. — Я не стану раскрывать вашу тайну Раубену, тем более что при желании я всегда успею это сделать. Скажем, по возвращении в Лхасу.
— Не думаю.
— Но почему? — Шольц изумился еще сильнее.
— Я скажу Раубену, что вы знали обо мне все с первого дня, но тем не менее взяли с собой, преследуя личные интересы. Тогда вам не поздоровится.
Полковник рассмеялся, как почудилось Шеве, через силу.
— Отличный ход! Вам палец в рот не клади! На кого вы работаете?
— В данный момент на вас! — невозмутимо глядя прямо в глаза полковнику, сообщила Шева.
Шольц нервно прикусил нижнюю губу.
— Не юлите, Айна! Чей вы агент? Intelligence Service?
Шева не располагала информацией о названной полковником организации, но на всякий случай решила отказаться. Это была не та ситуация, когда стоило приписывать себе чужую славу.
— Нет, я работаю на себя.
— Кто больше заплатит? Тогда ваше место определенно в Европе. В Швейцарии! С вашими талантами и красотой вы затмили бы саму Мата Хари!
— Я не ищу дешевой славы! — отрезала Шева, понятия не имевшая о том, кто такая Мата Хари.
— Правильно, — прошептал полковник. — Тем более, что слава порой оборачивается гильотиной. Что вы намерены предпринять сейчас?
— Ничего. Вы выполняете свои обязательства по отношению ко мне, я выполняю свои.
— Но ведь вам известно, что истинная ценность предмета, за которым я охочусь, колоссальна. Не боитесь продешевить?
— Ничуть. Еще никто не смог удостоверить реальность силы, о которой сообщает легенда. Возможно, копье окажется обычной палкой. А семьсот монет за деревяшку, согласитесь, неплохая цена!
— Да… — протянул Шольц. — Вы умны, обаятельны, практичны. Не слишком ли много для одной женщины?
— Для меня — нет.
— Ну что ж, прекрасно. В таком случае наша беседа упрощается, и я смогу обойтись без лишних слов.
Шева белозубо улыбнулась.
— Напротив, полковник. Я хочу выслушать все, что вы собирались сказать мне, когда шли в палатку. И от вашего красноречия будет зависеть, чем и как я вам помогу.
— Вы любопытны? — спросил Шольц.
— Не очень. Но я люблю факты и доводы.
Шольц хмыкнул.
— Извольте. — Достав сигарету, полковник прикурил ее и выпустил из тонких губ вонючую струйку дыма. Шева поморщилась, и Шольц поспешил извиниться: — Простите.
— Ничего. Рассказывайте, господин полковник! Рассказывайте!
— Хорошо, тогда начнем с самого начала. Мне нужно копье, то самое копье, каким римский центурион Гай Лонгин пронзил грудь висящего на кресте Господа нашего Иисуса Христа. Я имею приказ доставить это копье в Берлин.
— Чей это приказ?
— Очень высокопоставленных лиц. Самых высокопоставленных.
— Понятно. Они намереваются затеять войну и полагают, что чудодейственное оружие поможет выиграть ее. А вы, неглупый человек, даже ученый, помогаете им в грязной игре!
Лицо Шольца скривилось, будто его хлестнули по щеке.
— Вы правы, Айна! Я, потомственный аристократ Отто фон Шольц, помогаю лавочникам, неудавшимся художникам и прочему быдлу, вылезшему из крысиных нор! Я помогаю им в грязной, как вы изволили выразиться, игре!
Шольц был искренен. Шева почти физически ощущала волну гнева, исходившую от него.
— Но почему?
— Вам нравится копаться в чужих душах? — с кривой ухмылкой поинтересовался Шольц.
— Нет, просто я хочу разобраться.
Полковник вздохнул и аккуратно смял потухшую сигарету о стенку баночки, исполнявшей роль пепельницы.
— Вам не понять.
— Почему же? Я постараюсь.
— Для этого нужно быть немцем! Негодяи, имя которым весь мир, поставили на колени Германию, мою Германию! Национал-социалисты обещают поднять ее с колен и водрузить германского орла в Париже, Лондоне и Москве. Я ненавижу нацистов, всех этих раубенов, шагающую колоннами чернь, но хочу видеть торжество германского орла. И потому я рядом с ними.
— Но ведь вы должны понимать, к чему это приведет.
Полковник кивнул:
— Кровь. Реки крови.
— И вас это не пугает?
— Нет. Я солдат. Кровь лилась, льется и будет литься. Так устроен мир. Как только кровопускание прекратится, мир загниет и подохнет, задохнувшись в собственных миазмах. Нужно вечное обновление крови. Лишь оно спасет больного.
— Но ведь можно перестараться и выпустить так много крови, что больному уже не оправиться.
— Не страшно. Главное, чтобы это была не германская кровь.
— Она будет германской! — вдруг сказала Шева и испугалась собственных слов. Сама не желая того,
