близ дрома ночью по
камням земли случается
кто-то шарит красным
фонариком. вскрикивает
споткнувшись. густо
целуется — ложится.
разбрасывает одежду.
плачет — шепчется —
остро дышит. уходит
за красным глазком.
ящерицы потом
сбегаются на это место —
на голые неостывшие
камни. и думают:
неужто не больно?
иногда они забегали
в кафедральный
собор послушать
орган и воскресную
проповедь. там
прохладно и хорошо.
хорошо на гладком полу
под покрытыми черным
лаком скамейками.
иногда собирались
под виадуком и пили
польскую зубровку.
(прошлой осенью
здесь был польский
фестиваль — и какие-то
режиссеры из
кракова потеряли
пакет с бутылками.)
ну а что еще?
ящерицы набитые
песком из дома госпожи
мэр однажды исчезли.
она обыскала всё.
очень нервничала.
бессмысленно было
спрашивать детей
и мужа — маленьких
хулиганов нет. не было
и домашних животных.
пару недель спустя
госпоже мэр позвонила
директор медиатеки
госпожа аньес буасси
и попросила заглянуть
к ней по важному делу.
видите ли — я не могу
к вам сама прийти. —
извинилась она.
шел дождь когда
госпожа мэр шла
в медиатеку в свой
обеденный перерыв —
через площадь
республики улицу
камиля буффарделя
и виадук. в городе
всего-то четыре тысячи
жителей — и кто бы куда
бы ни шел все равно
придется идти одной
и той же дорогой. первое
что увидела госпожа мэр
на столе у директора
медиатеки — были ее
пропавшие ящерицы.
присаживайся алис. —
госпожа буасси
всхлипнула — сняла
и надела очки. — они
мне все рассказали. —
и показала на двух
песочных кукол.
я ничего не понимаю
аньес. — госпожа мэр
не стала садиться
а коленом слегка
уперлась в сиденье
стула — как школьница. (с
директором медиатеки
они когда-то были
одноклассницами.)
через полчаса госпожа
мэр позвонила
секретарю и сказала
что с обеда в мэрию
не вернется. и завтра
возможно не выйдет.
