– Я хотел узнать, куда делся мой брат? Да, он увел тогда и товар и деньги за него, но с тех пор его никто не видел. Если бы он залег на дно, он бы давно уже дал о себе знать. А о нем ни слуху, ни духу. А тут мне Полина рассказала про какого-то типа, который зарыл доллары в девяносто седьмом году. Само собой, мне стало интересно… Может, этот козел и убил моего брата… Жаль, Полина мне поздно сообщила, я бы сначала душу из этого Сошникова вытряс, а потом бы его зарыл.
– Про татуировки она вам сказала?
– Да.
– Что она вам про них сообщила?
– То, что Сошников сидел, что танк – это символ сильной личности на зоне. Я, конечно, срок не мотал, но мой брат в татуировках сильно разбирался, он мне про танк никогда ничего не рассказывал. Не слышал я, чтобы зэки танки себе выкалывали. Сталина выкалывали, а танки – нет. В общем, интересно стало, я в морг пошел…
– Это было на третий день после убийства Сошникова?
– Да.
– А как вы узнали, что Сошникова убили?
– Как я узнал? – в замешательстве переспросил Павельев и глянул на Кручу, как зверь, загнанный в тупик. Вроде бы бежал он от охотника торной тропой, и тут вдруг ловушка. Обидно.
– Да, как вы узнали?
– Ну, Полина мне сказала.
– Полина могла вам сказать об этом только на четвертый день после убийства Сошникова. Раньше она вам сказать никак не могла… Не сходится, Максим Олегович, придумайте что-нибудь другое, – с тщательно скрытым злорадством предложил Круча.
– Нет, я Полину с сестрой перепутал. Не Полина мне сказала, а ее сестра. Ася мне сообщила.
– Вы к ней домой ходили?
– Нет, не ходил, по телефону ей звонил. Она мне все сказала…
– Что именно?
– Что грех на себя взяла. Муж ее бывший любовника убил, а она ему за это отомстила.
– Так и сказала? – Круча сверлил взглядом Павельева.
И тот не выдержал, дрогнул:
– Ну, да, так и сказала.
– По телефону?
– Да, по телефону… Она из дома уезжать собиралась. А в доме труп уже был. Ну, она Толика своего кретина отравила. Я у нее про Сошникова спросил, она разрыдалась, и ее понесло. Переживала она очень, так бывает, когда человека убьешь. Ну, я думаю, что так бывает…
– А про деньги сказала?
– Нет, не сказала. Я спросил, а она заявила, что не было такого…
– У вас имелся номер ее домашнего телефона?
– Да. У нас же интимные отношения были. И я у нее в гостях бывал, пока ее придурок муж не наехал. Я ему, конечно, вломил, но судьбу больше испытывать не стал…
– Значит, вы знали номер ее домашнего телефона, позвонили ей, и она вам все рассказала?
– Да.
– Но в тот день, когда погиб ее бывший муж, к ней на домашний телефон звонили с телефона ее родителей.
– Так я и не говорю, что на домашний телефон ей звонил. Я на мобильный звонил.
– Да, ей звонили на мобильник в тот день, но не вы. А через два часа после того, как погиб Верховцев, ее телефон перестал принимать звонки. Она отключила его и выбросила, чтобы ее не смогли засечь по телефону… Опять у вас не сходится, Максим Олегович. Может, я вам подскажу, как было дело?.. Не звонили вы Асе Верховцевой, вы отправились к ней домой, это было во вторник, двадцать четвертого мая, в районе четырнадцати часов. Вы подъехали к ее дому, увидели, как она укладывает в машину свои вещи. А вещей у нее было много – два чемодана, две сумки, коробка. И там ведь не только одежда была, но еще и деньги. Полина вам говорила про пятьсот тысяч, но там, возможно, были все четыре миллиона или что-то около того. Вы не вышли к Асе, не стали ей звонить, вы просто поехали за ней. Поехали, догнали, спросили, что произошло, и она вам все рассказала. И про то, что Сошникова убили, и про то, что Верховцева больше нет. Это она поделилась с вами соображениями насчет татуировок. Я думаю, она раскусила значение одной из них, там, где крест над могилой. Там, где лежали деньги. А вам нужны были еще и бриллианты, потому вас и заинтересовала татуировка с танком. Так заинтересовала, что вы отравились в морг.
– У вас богатая фантазия, – нервно усмехнулся Павельев.
– Да, мне говорили. Зажмешь человека в угол, и сразу начинается писк, у вас богатая фантазия, у вас больное воображение.
– И воображение у вас больное.
– Может, и больное, но поверьте, оно основывается на фактах. Камера наблюдения на выезде из Битово зафиксировала машину, на которой Верховцева покидала город двадцать четвертого мая. Угадайте, какую еще машину она зафиксировала в тот момент?
– Я гаданиями не занимаюсь, – в предчувствии подвоха кисло усмехнулся Павельев. – Не мой, знаете ли, профиль.
– Хорошо, я вам подскажу. За ней шла ваша машина. Вы, Максим Евгеньевич, ехали за ней.
– Может, и ехал. Но не знал, что впереди ее машина… Хотите сказать, что не верите в случайность?
– В данном случае, нет.
– А я верю. Я два года назад по Садовому кольцу ехал. Машин масса была. Вдруг в зад ко мне кто-то въезжает. Вы думаете, кто это был? А это врезалась в меня моя законная супруга. Причем совершенно случайно. Она даже не поняла, что это была моя машина. Бровки решила немного на ходу подправить… Так что случайностями меня не удивишь.
– Не знаю. Возможно, ваша жена следила за вами. А вы следили за Верховцевой.
Павельев напряженно думал, ожесточенно массируя пальцами надбровья:
– Я не следил за ней. Я просто ехал. Но за контрольным постом увидел ее машину, она остановилась у заправки, я подъехал к ней…
– На какой заправке?
– Первой от Битово. Или второй. Да я уже не помню… Она встала на заправку, и я встал. Подошел к Асе, она испугалась. Хотела уехать, а куда? Впереди машина, сзади машина. Я ее про Сошникова спросил, а она сказала, что его Толик убил. Как в бреду говорила, лицо красное, в глазах ужас. А тут машина впереди отъехала, она как рванет за ней… Ну, я преследовать ее не стал. Зачем?
– И все-таки, какая это заправка была? – усмехнулся Круча. Он видел, что Павельев сочиняет на ходу.
– Красная с белым… «Лукойл». Могу даже показать, где мы стояли…
Павельев заулыбался. Он понял, что эту его ложь изобличить невозможно. Если заправка была оборудована системой видеонаблюдения, то записи от двадцать четвертого мая давно уже не существует. Сотрудники заправки скажут, что не видели, как Павельев разговаривает с Верховцевой, как та в панике уезжает от него, но так ведь они же и не обязаны все замечать и запоминать. Отрицание события еще не значит, что его не было вовсе.
– Значит, уехала от вас Верховцева.
– Да, уехала.
– И бесследно пропала.
– Я здесь при чем? – Павельев нарочно смотрел Круче в глаза, хотел показать, что ему нечего скрывать, но слишком уж напрягался он, пытаясь удержать на нем взгляд.
– А вы ни при чем?
– Нет, она уехала, и с концами.
– А куда едет, не сказала?
– Да нет, не говорила.
