– А Сошников у вас где, в прошлом или в будущем?
– Сошников?! – пренебрежительно скривился Крыжов. – А кто такой Сошников? Мелкая песчинка в море вселенной! Вот я!..
– Я смотрю, вы не напрягаете память, говоря о Сошникове, – снова перебил его Шульгин. – Когда он у вас был?
– Кто был у меня, Егор Сошников?.. Нет, не был он у меня…
– А кто был? Кто про него спрашивал?
– Майор из ФСБ.
– Этот? – Илья показал фотографию Павельева.
– Да.
– Когда приходил?
– Вчера…
– Что именно спрашивал про Сошникова?
– Интересовался, когда я его в последний раз видел.
– А когда вы его в последний раз видели?
– Да какая разница? Вы лучше послушайте про мою Великую Спираль! Поверьте, вам сразу станет неинтересной вся эта суета сует!
– Мы обязательно послушаем про вашу спираль, надо будет, посмотрим на нее…
– Ну, вам долго придется ждать! – самодовольно проговорил Крыжов. – Пока картина не написана, ее никто не сможет увидеть. А написана она будет не скоро. Вечность, знаете ли, не терпит суеты!..
– Вы нас, конечно, извините за нашу лапотность, но мы этой суетой живем. Потому что в этой суете людей убивают, насилуют, грабят… Мы же не просто так вас про Сошникова спрашиваем. Убили его.
– Как убили? – опешил Крыжов.
На какое-то мгновение сожаление об армейском друге затмило высокохудожественную гордыню, что мутила его богатое, но больное воображение.
– А разве майор из ФСБ вам этого не сказал?
– Да нет, не говорил. Просто расспрашивал про него…
– Так все-таки, когда вы Егора в последний раз видели?
– Давно это было. В девяносто седьмом году. Осенью. Он пришел ко мне, улыбался, как дурачок, сказал, что Москву приехал покорять, просил приютить…
– Вы его приютили?
– Ну, я не мог. У меня мама больная была, к постели прикованная.
– И что, вы прогнали Егора?
– Почему прогнал? Я что, не человек?.. Радости, конечно, не было. Он меня другом называл, а какой я ему друг? Я даже адреса ему своего не оставлял. Я его спросил, как он адрес мой узнал, а он сказал, что на конверте прочитал и запомнил. Я в санчасти лежал, а мне письмо из дома пришло, Егор его передал… В общем, не дружили мы с ним. Поэтому я очень удивился, когда он ко мне приехал. Я бы выгнал его, но у меня друг был, Костя Углов, он тогда на даче жил, что в районе Антиповки. Я его туда отвез. Костя тогда в загуле был, он Егору даже обрадовался, у себя оставил. Там еще пацаны были…
– Кто?
– Ну, Федя Голомозов с ним был. И еще кто-то…
– А как найти этого Углова, вы знаете?
– Это к его родителям надо ехать. Они вам покажут место на кладбище.
– Он умер?
– На машине Костя разбился. Еще в нулевых.
– Жаль. А дача его где? – спросил Романов.
Там спрятаны бриллианты или нет, но чутье подсказывало, что с Павельевым они пересекутся именно в этом месте.
– Я же говорю, в районе Антиповки. Дачный кооператив «Гидротех», участок… Блин, забыл участок! – Крыжов шлепнул себя ладонью по лбу. – Раньше выстреливал, а сейчас забыл. Вот, что возраст с человеком делает!
– Ничего, спираль свою нарисуете, и вперед, в прошлое, – усмехнулся Илья.
– Вы думаете, получится? – совершенно серьезно посмотрел на него Крыжов.
– А вы попробуйте! Сходите к своей картине, гляньте на нее, может, вспомните номер дома. А заодно адрес родителей Углова вспомните. И как найти Федю Голомазова подскажете…
– Одну секунду!
Уходил художник в сомнениях, а вернулся вне себя от радостного возбуждения:
– Вспомнил номер! Вспомнил! Дом номер сорок четыре!
– А родители Углова где живут?
– Там и живут. Квартиру дочке своей оставили, а сами на дачу перебрались. Дом там у них неплохой, не дворец, конечно, но зимой жить можно.
– Отца как зовут?
– Евгений Антонович.
– Мать?
– Не знаю. Евгений Антонович на рыбалку нас возил, а с матерью я не общался.
– А Федя Голомазов где живет?
– Ну, не знаю. Углов с ним дружил, а я так, просто знал его. Родители Углова знают.
– И еще вопрос. С чем приходил к вам Сошников? С вещами?
– Да, с вещами. Сумка у него была спортивная и чемодан…
– Вещи свои он вам не оставлял?
– Нет. Он с ними к Углову поехал.
– Ну, творческих успехов вам, Вильям Андреевич! – пожелал удачи Романов.
– Главное, в штопор не уходить, и все будет нормально, – усмехнулся Шульгин.
– В штопор?! – глянул на него Крыжов так, будто его озарила какая-то мысль.
– Я имел в виду спираль.
– Но штопор – это и есть спираль! Штопор – он более агрессивный, в нем гораздо больше материализованности!..
Первым в лифт зашел Шульгин, за ним Романов, но Крыжов этого и не заметил. Осененный очередной великой идеей, он смотрел в потолок, вкручивая в него взгляд-штопор…
Глава 25
Сухой, нагретый солнцем снег слетал с тополей, кружил в воздухе, лез в нос, щекотал ноздри. Илья переносил эту напасть спокойно, а Шульгин чихал, у него слезились глаза. А дачный поселок «Гидротех» как будто нарочно был обсажен тополями, и еще они росли вдоль главной улицы, где находился дом Угловых. Судя по кислому выражению его лица, Шульгину вовсе не хотелось выходить из машины на улицу.
– Тридцать первый дом… Тридцать седьмой, тридцать восьмой… – считал Илья, посматривая в боковое окно.
Нумерация участков здесь особенная – за первым домом шел второй, третий, причем таблички с обозначением стояли далеко не везде. Не было здесь четных и нечетных сторон.
– А вон и сорок четвертый, – оживился Шульгин, глядя на черный внедорожник, что стоял у двадцатого по очереди дома.
– Павельев?
– Он самый!
– Ну, вот и пересеклись! – хищно усмехнулся Илья.
Именно на эту встречу он и рассчитывал.
– А куда он денется, жук навозный? – торжествующе хмыкнул Шульгин.
Полутораэтажный дом из белого силикатного кирпича окружал забор из синего профлиста; ворота из того же материала. Калитка прикрыта, но на замок не заперта – Илье и Шульгину не пришлось стучаться, чтобы войти во двор. Павельев стоял на площадке перед высоким крыльцом – в раскрепощенной позе,
