Салорио, уверенный, что на том конце телефонной линии его не слушают.
— Это вам не шуточки, Салорио, это не шуточки… — настаивал на своем представитель центрального правительства в Галисийской автономной области.
— А вот ситуация с доктором Эстейро действительно безнадежная, — вновь попытался вставить комиссар.
— Ну вот и займитесь тем, чтобы как можно быстрее разрешить оба вопроса, — хмуро ответил представитель правительства, грубо прервав разговор.
После столь непростого обмена мнениями Салорио совсем расхотелось вновь выходить на улицу и мокнуть под дождем только для того, чтобы пообедать дома. Лучше пригласить Эулохию на порцию жареных миног, ведь, в конце концов, день ее рождения продолжается.
Он подумал, что это самое благоразумное решение: во-первых, он не будет мокнуть под дождем, а во-вторых, именно сейчас для местных миног самая что ни есть лучшая пора. Ведь теплая вода вновь понесет их в море. И это произойдет в самые ближайшие дни, когда начнет куковать кукушка, а дети станут подсчитывать, сколько раз она прокукует, чтобы узнать, сколько лет продлится их жизнь.
А как только кукушка, отложив яйца, запоет и над водами рек воссоединятся свет и тепло, миноги, ослабевшие и обессиленные после исполнения супружеской миссии в водах дождливой и холодной зимы, уже не будут столь пригодны для приготовления изысканных блюд, как теперь.
Кукушка — непредсказуемое создание, и никто не знает, когда ей придет в голову приступить к кукованию. Нет, лучше он позвонит Эулохии. Он набрал на мобильном ее номер. Она ответила тут же, будто ждала его звонка.
— Приходи в «Сан Клементе», я приглашаю тебя на миноги, — сказал он ей, как только почувствовал ее присутствие на другом конце пространства.
Поняв, что она колеблется, возможно раздумывая, не продолжить ли ей демонстрировать свой нрав, потрясая серебряной ложечкой с выгравированной на ней уже известной нам надписью, он поспешил поделиться с ней в прямом смысле убийственной новостью.
— А на первое мальки угря, — заметил он, прежде чем высказывать свой самый действенный аргумент. Приводя его, он уже твердо знал, что теперь Эулохия немедленно забудет о своей несговорчивости. — Я не могу далеко уходить от работы, Эулохия, — сказал он. И продолжил сокрушенным тоном: — Софию Эстейро нашли мертвой у нее дома, в ванне. Ее убили.
— Скоро буду, — услышал он голос Эулохии, которая прервала разговор с поспешностью, заставившей комиссара улыбнуться.
Вполне возможно, что она даже злиться перестала; впрочем, с этой женщиной никогда не знаешь, что ей в тот или иной момент может втемяшиться в голову.
Старший дежурный инспектор, сидевший на углу барной стойки, внимательно наблюдал за быстрой сменой выражения на лице своего шефа.
Закончив разговор, Андрес Салорио вернулся к стойке, от которой отошел, чтобы поговорить с Эулохией, и сообщил инспектору, где Арнойа с Десой могут найти его, если закончат дознание прежде, чем он завершит воздаяние погребальных почестей изысканным останкам примитивных позвоночных, известных под общепринятым названием «минога» и обозначаемых научным термином
Разумеется, ему и в голову не пришло предложить инспектору пообедать с ними. Не нашел он нужным и сказать, что тот может взять свой зонтик.
Однако, выходя из ресторана, дежурный инспектор незаметно и как бы невзначай вернул себе на правах законного владельца свой зонт; при этом на лице его промелькнула злорадная усмешка. Тот, что он оставлял комиссару вместо своего, не был автоматическим. Кроме того, ясно было, что оплачивать его порцию рубца предстоит теперь комиссару. Посчитав, что в конечном счете он выходит из сложившейся ситуации победителем, старший дежурный инспектор смело шагнул в дождь.
Вскоре появилась Эулохия. Ей было даже жаль, что миноги оказались такими восхитительными. Дурное послевкусие, оставшееся у нее после неожиданного известия, не позволило ей вдоволь насладиться ими. Не способствовало хорошему пищеварению и упорное молчание Андреса, которое она восприняла как месть за ее поведение.
Вопреки ожиданиям, на всем протяжении обеда они не говорили ни о вертолете, ни об икре, ни о покойнице. Оба хранили полное молчание. Говорят, раньше так поглощали пищу священники.
Лишь когда они встали из-за стола, Андрес позволил себе первый комментарий. Он произнес эту фразу резко и напористо, словно желая избежать упреков с ее стороны за то, что в течение всего обеда не сказал ни слова.
— Она была мне несимпатична, но мне действительно искренне жаль ее, — сказал он.
Эулохия посмотрела на него долгим печальным взглядом. Она не сомневалась, что рано или поздно он все ей расскажет. И она будет с нетерпением ждать этого момента.
9
За тот относительно недолгий промежуток времени, пока длился допрос, полицейские входили в дом Клары и выходили из него достаточно бесцеремонно. Сначала они прошли в ванную комнату Софии, затем вторглись во все другие помещения, пытаясь, как обычно, обнаружить следы, которые могли бы привести к быстрому раскрытию дела, но, как обычно, им это не удалось. Вся квартира была столь же девственно чистой, как и ванная комната, в которой стояла ослепительно-белая ванна с покоившейся в ней мертвой Софией. То есть безупречно чистой, будто вылизанной, даже, можно сказать, прозрачной. И никаких следов, которые могли бы привести следователей хоть к какой-то крохотной зацепочке.
Клара все это время пребывала в ступоре; она сидела на диване в ожидании момента, когда придет дежурный судья, который должен был дать разрешение на вынос трупа.
Лишь дважды она осмелилась подняться. В первый раз ее попытка была тут же пресечена грубоватым окликом дамы-инспектора. Позднее, когда пришел Андрес Салорио, Клара вновь встала с дивана, и на этот раз инспекторша не посмела ничего сказать.
Когда дежурный судья, оказавшийся женщиной, наконец появилась, было такое впечатление, что она специально задержалась, чтобы агенты и инспекторы успели собрать все необходимые данные в спокойной обстановке и ее присутствие не вызвало бы излишней неловкости, обусловленной привычкой полицейских к чинопочитанию. Когда судья вошла в квартиру, было уже почти четыре часа дня. Ее сопровождали еще две дамы: судебный медэксперт и секретарь суда.
— Ваша честь… — с почтительной улыбкой приветствовал ее помощник комиссара Деса, вставая с удобного кожаного кресла, в котором еще совсем недавно любила сидеть перед низким столиком София.
Судья осуждающе взглянула на Диего Десу, видимо желая указать ему на то, что после «ваша честь» следовало бы упомянуть «доктор» или что-то в этом роде.
Поскольку ожидаемого «доктор» не последовало, судья, не удостоив полицейских приветствием или хотя бы формальным изъявлением вежливости, которые она, по всей видимости, не сочла приличествующими случаю, прошла за одним из агентов в ванную комнату.
Андреа Арнойа мысленно произвела оценку ситуации, возникшей с приходом судьи, и не смогла сделать никаких положительных выводов. Слишком много женщин: агент, охранявшая вход в гостиную, она, Клара Айан, судья, секретарь суда, судебный медик… И даже труп принадлежал женщине.
Ей вдруг пришла в голову мысль, что, возможно, ее коллега, этот озабоченный своим внешним видом франт, пребывающий в убеждении, что от него исходит некая особая сила, и был причиной подспудного напряжения, которое ощутимо вибрировало в атмосфере. А может быть, все дело в бессознательном соперничестве присутствующих здесь женщин, размышляла она. Впрочем, на самом деле ей это совершенно безразлично; она обязана отыскать виновного в совершенном преступлении, и вполне возможно, что это — сидящая перед ней женщина. Она снова уселась на диван. Главное, не терять
