кровь Тафаки (Тафаки — мифический герой, совершивший множество подвигов.), и всем это нравится.
— Ах, малыш, — ласково продолжал Кака, — какой же ты глупый! Когда Тане одел меня в коричневые перья, он отдал лучшее, что у него было. Коричневый — цвет нашей матери-земли, и насекомые не замечают меня, пока в них не вонзается мой клюв, несущий им смерть. Коричневый — любимый цвет Тане.
— Но Тане одел нашу мать-землю в зеленое платье, — сказал Какарики, подвигаясь поближе к Каке, — а небо на закате всегда красное. Я уверен, что любимые цвета Тане — красный и зеленый.
— Нет, нет, Какарики, ты ошибаешься. Конечно, это неприятно, но ты, видно, не заслужил любви Тане, иначе он не одел бы тебя в такое пестрое платье.
Пристыженный Какарики взглянул на свою красную грудь и попробовал прикрыть ее крыльями.
— Как же мне избавиться от красных перьев? — печально спросил он.
— Ты можешь сделать только одно, — сказал Кака. — Отдать их мне. Из любви к тебе я возьму красные перья и спрячу под крыльями, где их никто не увидит.
Какарики вырвал красные перья, а Кака прикрепил их к своим крыльям. Потом он издал пронзительный торжествующий крик, расправил крылья и взмыл в небо. Кака купался в лучах заходящего солнца. Какарики увидел, каким красавцем стал Кака, и понял, что своими медовыми речами Кака заставил его отказаться от достояния, которое по праву принадлежало ему, Какарики. Сейчас у Какарики зеленое оперение, а Кака хвастается перед всеми ярко-красными перьями.
Вы, наверное, слышали, как поет Какарики, когда тоскует о своих перьях. Но он часто смеется и болтает с друзьями, сидя на дереве. Может быть, он думает, что теперь Тане относится к нему лучше, потому что у него больше нет красных перьев.
Попокоруа и кикихи
Попокоруа, муравей, вечно занятый поисками пропитания под корой деревьев или на земле, не мог понять, почему кикихи, цикада, ведет себя так легкомысленно, почему она только и делает, что греется на солнышке и нисколько не тревожится о будущем.
— Дорогая кикихи, — сказал как-то муравей. — Давай вместе возьмемся за работу и сделаем запасы на зиму. Ведь зимой на земле холодно и пусто.
В ответ послышался громкий скрипучий смех цикады.
— Дорогой муравей, у меня есть дела поважнее, — сказала кикихи. — Ползи сюда, на солнышко, и мы вместе споем хвалебную песню Тане.
Муравей понял, что с цикадой бесполезно разговаривать. Он перестал обращать на нее внимание и спокойно продолжал собирать мошек и личинок. Муравей трудился и тихонько напевал: 'Зима идет. Нам нужна еда, а то мы умрем холодной зимой. Нужно работать, а то мы погибнем'.
Цикада взглянула на своего друга, который ползал где-то там, внизу. 'Что за глупое создание! — подумала она. — Бедный муравей, он совсем не умеет радоваться жизни. Как было бы прекрасно, если бы он приполз сюда и спел мою песенку!' И цикада запела песню, которую кикихи поют долгими летними днями: 'В чем мое счастье? Ничего не делать, греться на солнышке, сидеть на ветке и бить крылышками'.
Дни шли за днями, лето кончилось. Солнце больше не грело, листья на деревьях дрожали от ледяного ветра. На земле поселилась Хине-такура, Дева Зима, а Тио-роа (Тио-роа — олицетворение льда, снега и града.) сделала воду твердой.
Кикихи, такая счастливая и беззаботная летом, стала совсем тоненькой. Она жестоко страдала от холода, понапрасну прижимаясь к твердой коре, и в конце концов умерла. А попокоруа жил в своем уютном доме, у него было вдоволь еды и он спокойно ждал лета.
Комар и муха
Наероа, комар, и Наму, муха, жили около лесного пруда с зеленой водой, защищенного от солнца огромными деревьями и рогозом, который рос по берегам. Здесь они однажды встретились и разговорились.
— Какой бы подвиг нам совершить, чтобы прослыть храбрецами? — спросил Наму.
Наероа замахал прозрачными крылышками так сильно, что они зазвенели в неподвижном воздухе.
— Я знаю, какой подвиг принесет нам славу. Давай нападем на человека!
Комары и мухи давно враждовали с людьми из-за того, что Ту-матауенга (Ту или Ту-матауенга — прародитель людей.) убил первенца мушиного племени, укравшего у него хау, силу жизни.
Наму от радости даже заплясал в воздухе.
— Замечательно! — воскликнул он. — Давай сейчас же нападем на человека! Давай напьемся его крови!
Комар покачал головой.
— Не надо торопиться, друг Наму. Сейчас нельзя нападать на человека, потому что мы не сможем незаметно приблизиться к нему. Он перебьет нас всех. Нужно дождаться ночи. Ночью человек ничего не видит. Лучше напасть на человека ночью, тогда мы напьемся его крови.
Но Наму не терпелось броситься в бой.
— Я не стану ждать. Я не боюсь человека, — расхвастался он. — Если тебе так хочется, можешь подождать, пока небо укутается в плащ ночи. Мы, мухи, будем сражаться при солнечном свете. Многие из нас погибнут, но мы одолеем человека.
Наму тихонько окликнул своих братьев, и в ту же минуту будто черная туча закрыла небо — это братья Наму поднялись в воздух и полетели над лесом. Наероа сидел на листе дерева и смотрел им вслед.
Солнечные лучи пробились сквозь нависшие ветви деревьев, пруд согрелся и задремал, и Наероа тоже спокойно уснул.
Когда солнце зашло и на воду упали темные тени деревьев, Наероа открыл глаза. Наму кружился вокруг пруда. Он опускался все ниже и наконец сел рядом с Наероа.
— Как прошла битва? — спросил Наероа.
Наму в ответ опустил голову и запел траурную песню.
— Мы узнали вкус крови человека, — сказал Наму, когда допел песню. — Тут уж человек не мог нам помешать. Но он очень сильный. Взмах руки — хлоп! — и тысяча моих братьев погибла. Куда мы ни садились — взмах руки, хлоп! Никто, кроме меня, не вернулся назад. Все мои братья мертвы.
Услышав эти слова, Наероа запел:
Я говорил тебе! Я говорил!
Подожди! Подожди!
Иначе погибнешь!
Погибнешь от могучей руки человека.
Горе! Горе! Страшная участь!
Эта скорбная песня пронзила сердце Наму, но в ответ он запел песню борьбы:
Пускай смерть!
Пускай смерть!
Но зато мы пролили,
Но зато мы пролили,
Но зато мы пролили кровь человека!
— Ты поступил неправильно, не надо было нападать на человека днем, — сказал Наероа. — Ведь я
