никаких сил и нервов, она организовала супругу часовое ток-шоу на весьма актуальную тему «Так жить нельзя» с применением подручных кухонных средств. Этот вечер врезался в память маленькой Самсут, в первую очередь, по причине зашкаливающих на кухне децибелов.
Однако же эмоциональный срыв матери, как ни странно, возымел действие. Пристыженный и слегка прибитый Матос вынужден был признать свою неправоту и уже на следующий день взялся за ум: стал заметно умерен в питие и сделался весьма кроток в общении с представителями руководства театра. Скорее всего, и то и другое давалось ему с немалым трудом. Тем не менее чудодейственные перемены в актере Головине были благосклонно замечены театральным начальством, и аккурат в предолимпийский год ему доверили, пусть и второстепенную, пусть и во втором составе, но все-таки очень серьезную роль в спектакле, который впоследствии прославил МДТ чуть ли не на весь мир. То был знаменитый «Дом» по одноименному роману Федора Абрамова. Вот эта самая роль в конечном итоге его и сгубила.
Зимой 1981 года, когда труппа МДТ собралась на гастроли в Швецию, неожиданно тяжело заболел актер из первого состава, и Матоса спешно вписали в число отъезжающих. Гастроли продолжались ровно неделю, по окончании которых труппа вернулась в Ленинград в слегка усеченном составе — «минус один человек». А еще через два дня на утреннюю политинформацию в 5-А класс ворвалась взволнованная старшая пионервожатая Адель Николаевна и трагическим голосом поведала аудитории о том, что отец Самсут Головиной предал самое ценное и дорогое, что есть в жизни советского человека, — свою Советскую Родину и поменял завоевания Великого Октября на сомнительные бездуховные ценности загнивающего капиталистического Запада. К этому моменту о чем-то подобном нехорошем пионерка Головина уже догадывалась, поскольку последние два дня мать провела исключительно в слезах, категорически отказываясь отвечать на невинный детский вопрос: «А скоро папа приедет?» Но когда Адель Николаевна заявила, что поступок гражданина Головина лег темным несмываемым пятном, в том числе и на их пионерскую дружину, носящую имя героя Советского Союза Марата Казея, тут уже и Самсут разрыдалась в голос. Впрочем, на дворе, слава богу, шел далеко не тридцать седьмой год, поэтому каких-либо оргвыводов из этой трагической истории, равно как превентивных мер в отношении дочери «врага народа», школьное руководство предпринимать не стало. Что же касается одноклассников, то здесь сработал даже обратный эффект. После этой истории многие стали относиться к ней с искренним сочувствием, а некоторые даже заверяли, что ее папа «класный чувак» и что «Швеция — это круто». Они предрекали Самсут скорый переезд за границу и заранее делали заказы на импортную «жвачку». (Чтоб непременно со вкладышем!)
Однако никуда они с мамой, естественно, не переехали. Примерно месяца через полтора, перед сном Гала зашла в комнату к Самсут и, присев на краешек кровати, сказала как отрезала: «У тебя больше нет отца. Он жив, у него все хорошо, но отца у тебя больше нет». Странное дело, но слез у обеих в ту ночь почему-то не было…
«А вообще, странная все-таки у нас семья», — невесело подумала Самсут. Пока жива была бабушка Маро, она скрепляла все, как цементом, но стоило ей уйти — и все распалось, будто карточный домик. Да ведь и сама она, Самсут, приложила руку к шаткости их нынешнего существования: родила Ваньку, не подумав о нормальной семье, о традициях, о прочных корнях, без которых, оказывается, порой бывает очень трудно. Конечно, ей было тогда чуть за двадцать, но что это оправдывает теперь, когда в результате у Вана всех родственников — всего одна она да Гала. А как было бы здорово, если б у него был настоящий дед. А еще лучше, чтобы и прадед, тем более такой колоритный… Самсут вдруг на мгновение представила себе идущих по набережной Невки юркого Вана рядом с глыбой Ивана Головина в парадном костюме с орденскими планками, и сердце ее болезненно сжалось. Нет, так нельзя, так неправильно, так не должно быть…
Впрочем, формально дед у Вана все-таки есть. И в связи с хотя и туманной пока перспективой получения мифического наследства теперь ей придется искать этого несостоявшегося Паваротти неизвестно где. Хотя почему это, собственно, неизвестно? Вышло так, что адрес отца у нее был. Причем об этом не знала даже мать, которой Самсут решила не рассказывать о своем неожиданном открытии, сделанном лет пять назад.
Тогда, в аккурат под католическое Рождество, она выудила из почтового ящика красивую открытку с изображением готического собора в огнях. С обратной стороны, с минимальным количеством текста, мешая русские слова со шведскими, ее и Галу поздравляли с Рождеством. Внизу стояла корявая подпись «Matosius Sjoestrom». Сердце Самсут бешено заколотилось. Она пробежала глазами место обратного адреса — Упсалагатан, 6, Кепинг, Швеция… «Упсалагатан, 6,— пробормотала Самсут, снова взглянув на небрежно- размашистый отцовский почерк. — Какое дурацкое название. От него так и пахнет лекарствами. Интересно, что это означает в переводе на русский?.. Так, значит, в конечном итоге у отца все получилось? Пусть не Германия, но ведь и Швеция не самый плохой вариант. А возможно даже и куда как лучший. Но почему именно сейчас, когда прошло столько лет, отец, наконец, вспомнил об их существовании и подал весточку о себе? Неужели все это сделано лишь для того, чтобы удовлетворить собственное самолюбие и утереть нос бывшим домочадцам размашисто-корявым „Matosius Sjoestrom“?»
Но в конечном итоге даже не эта догадка больше всего разозлила Самсут. В нескольких куцых строчках отец поздравлял их с заграничным праздником и желал здоровья, счастья и радости. Причем — желал всем троим. Следовательно, каким-то образом Матос был проинформирован о том, что стал дедушкой. Означало это только одно: отец все эти годы продолжал поддерживать общение с какими-то знакомыми по театру людьми, но вот хотя бы подать голос, не говоря уже о том, чтобы объявиться на день-другой, поинтересоваться жизнью близких ему людей, не счел нужным, не захотел. Понятно, что в советское время сделать это было немыслимо. Но сейчас, когда все границы нараспашку, когда с этими диссидентами и узниками совести носятся как с писаной торбой, возведя их чуть ли не в ранг национальных героев! Значит, и правда, просто не захотел. Отрезал, вычеркнул из сердца…
Помнится, Самсут тогда с такой силой захлопнула дверцу почтового ящика и так резко повернула ключ, что сломала ноготь. А вечером, когда Галина Тарасовна вернулась с работы, щадя ее чувства и зная ее характер, она ни словом не обмолвилась о полученном послании. Если бы отец, вырвавшись за границу, все это время влачил жалкое существование, ночуя где-нибудь под Бруклинским мостом в компании с бездомными неграми, — это одно. А вот известие о том, что Матос обосновался в Швеции, да еще и, судя по адресу, проживает в собственном доме и, судя по всему, неплохо, — это совсем другое. Такого «удара судьбы» Гала могла бы и не перенести.
С этого времени Самсут старалась по возможности первой доставать почту, однако ни писем, ни открыток из Швеции больше так и не приходило. То ли для удовлетворения своих амбиций отцу было достаточно послать всего одну весточку, то ли, не получив ответа, он мог резонно рассудить, что женская половина Головиных вполне могла сменить адрес жительства. В конце концов, «у них, в Швеции», — это нормальная практика…
Самсут тряхнула головой, отгоняя нахлынувшие воспоминания. А ведь, наверное, это именно из-за непутевого отца-перебежчика у нее и возникли недавние проблемы с получением загранпаспорта. Кстати, Карина права, надо бы не забыть отблагодарить человека, который помог уладить все дела с ОВИРом.
«Так вот из-за кого я не поехала в Шотландию! Ну, спасибо, дорогой родитель, и тут ты мне услужил. Да, но и что теперь делать? Написать ему? Но, во-первых, письма идут черт-те сколько, а во-вторых, отец такой человек, что, скорее всего, и не подумает ответить. Да и с какой стати он будет отвечать, коли молчал столько лет? Разве что заинтересовавшись богатством? Но ведь не напишешь же так просто про наследство… И вообще — в конце концов, зря я, что ли, получила этот чертов загранпаспорт? Раз уж сорвалась Шотландия, то почему бы не махнуть в Швецию? Если гора не идет к Магомету, то… Тем более что и деньги сейчас имеются. Стало быть — надо ехать!»
Спонтанное решение немедленно ехать в Швецию Самсут приняла с такой легкостью, будто бы поездки за границу являлись для нее повседневным делом. Наспех собравшись, она вышла на проспект и сразу же невольно уткнулась взглядом в кативший мимо сверкающий лиловый автобус со смешными рожками, буксующий в пробке на противоположной стороне реки. На автобусе крупными буквами было написано «Hamburgreisen», и оттуда, смеясь, высовывались пергаментные лица немецких старичков и старушек. «Пожалуй, только это мне и остается», — рассмеялась Самсут, и все сразу показалось ей простым
