месте. Связываться же с подобными людьми было себе дороже, и, мысленно чертыхаясь, он полез обратно в машину.
«Несчастного и на верблюде собака укусит», — невесело припомнил он очередную дедову присказку, и день окончательно потерял для него свои краски.
Пока Габузов осторожно выезжал, пропуская то и дело сновавшие здесь, как рыбьи косяки, иномарки, пока искал новое место, чтобы приткнуться, прошло еще не меньше четверти часа. Потом потребовалось еще какое-то время, чтобы успокоиться и снова войти в образ. «И какого черта я не пошел в театральный институт?» — с запоздалым укором себе вздохнул он, снова подходя ко входу с чугунными столбиками.
Но тут на его пути, как в дурном сне, опять возник Петрович.
— А, это ты, скандалист! — Швейцар равнодушно преградил ему вход. — Куда идем?
— Туда! — рявкнул Сергей Эдуардович, которого почему-то больше всего взбесило именно это равнодушие. Если бы швейцар возмутился, разорался, то еще ладно бы, а с равнодушием иметь дело практически бесполезно. Шансы на победу равны нулю. И он из остатков сил взорвался сам — Пропустите! У меня важная встреча!
— А карта гостя у тебя есть? — еще более холодно поинтересовался Петрович.
— Вот тебе карта! — Рука Габузова автоматически полезла во внутренний карман и вынырнула оттуда, на ходу разворачивая коричневую книжечку и суя ее прямо в морду Петровича. — Пропустите, гражданин!
Швейцар, прищурясь, пригляделся и хмыкнул с чувством полного превосходства:
— И что мне твоя ксива? Сказано — пошел вон!
Габузов стушевался. Подвел его многолетний служебный рефлекс. Да, предъявление «корочек» открывало многие двери — но то было раньше, когда «корочки» были прокурорские. А адвокат — ну что такое для всех этих адвокат?
— Вот сволочь! — бессильно огрызнулся Сергей Эдуардович.
— Это кто сволочь?!
Одной рукой швейцар вцепился Габузову в воротник, другой резко хлестнул по щеке. Адвокат ответил тычком в живот, не возымевшим, впрочем, никакого действия — живот был толст и, похоже, непробиваем.
— Он еще рыпается!
Швейцар уже нешутейно саданул Габузова в глаз и стрельнул глазами по сторонам. Ему на помощь уже спешили двое дюжих коллег.
Секунд через двадцать незадачливый адвокат оказался выброшенным на мощеный тротуар. Поднявшись — сначала на четвереньки, — он отряхнулся, одернул одежку, постарался сделать вид, что все это только что произошло не с ним, и деловито пошел к машине.
Он задержался перед одной из зеркальных витрин, придирчиво оглядел себя. Хорош! Губа разбита, под глазом фингал, рубашка разорвана, несколько пуговиц осталось трофеями победившей стороне. Понятно было, что явиться на первое свидание в таком виде было бы не просто смешно — непозволительно. На «джентльмена в поисках десятки» он еще более-менее тянул, но вот на респектабельного охотника за наследством — ни в коем разе.
Осознав это, Габузов грязно выругался и понуро побрел в сторону площади. Чуть слева, словно смеясь над ним, сверкнула захватанная посетителями до блеска продажного золота скульптурная фигура Остапа Бендера.
— Головина Самсут! — торжественно повторил голос, и она, как во сне и как только недавно мечтала уйти, прошла между столиков, чуть покачивая бедрами, но, вместо пакета, в руках у нее неожиданно оказался огромный букет почти черных роз. Пахли они одуряюще и крепко, напоминая, скорее, коньяк, чем цветы. Это было так прекрасно, так необыкновенно, что Самсут даже потеряла ощущение реальности. Сколько лет ей не дарили цветов, если не считать дома день рождения, а в школе День знаний, День учителя и Восьмое марта?! И, благодарно прижимая букет к груди, она медленно двинулась обратно.
— Куда же вы? — раздался у самого ее уха голос Льва. — Номер, номер вашего паспорта!
— Не помню, — улыбаясь все так же блаженно, прошептала Самсут.
Лева насторожился, а вслед ему тревожную стойку сделал и «бандит».
— А он вообще-то у вас есть?
— Конечно.
— Я ведь про заграничный говорю.
— Конечно. Просто он…
— Что просто?
— Он дома.
— О, какие пустяки! Мы сейчас же поедем с вами и все оформим.
Последняя фраза вдруг отрезвила Самсут, которой сразу вспомнились душераздирающие истории про обобранных дурачков, которые сами возили мошенников за собственными паспортами и деньгами.
Но Лев, заметив ее замешательство, осторожно взял Самсут под руку. От его ухоженных пальцев шел жар.
— Неужели вы подумали о каком-то подвохе? Боже упаси! Если вы не хотите, я даже не стану к вам подниматься. Просто подожду на улице, в машине, в ближайшем кафе, где скажете! Поскольку сегодня вечером вы уезжаете, ближайшие три-четыре часа нам придется изрядно покататься. Дабы успеть везде и всюду. Прошу вас, идемте, моя машина в вашем полном распоряжении.
— Ну, не знаю… — все еще недоверчиво протянула было Самсут, но Лев галантным жестом уже прихватил ее за локоток:
— Ничего не бойтесь! Мы — известная фирма и высоко ценим и своих клиентов, и собственную порядочность. Едемте, в конце концов я же должен отработать свои двадцать баксов. Помните наш с вами уговор?..
Глава седьмая
Галопом по Европам
Остаток этого дня Самсут провела чувствуя себя глубоководной рыбой, плавающей где-то в темных слоях океана.
Сначала Лев отвез ее домой и минут сорок терпеливо прождал в машине, пока она, суетясь и чертыхаясь, собирала сумку, смывала макияж, принимала душ, бегала к соседке с ключами и с нижайшей просьбой раз в два дня заходить поливать цветы. Потом они помчались на Фурштатскую, в генеральное консульство Кипра, где, как оказалось, у Льва в прямом смысле всё было схвачено. По крайней мере вся процедура получения заветного визового штампика в паспорт заняла минут двадцать, не более. Оттуда они прокатились на Большой Сампсониевский, видимо, в один из офисов «Петрофона» (вывески на дверях не оказалось), где после недолгих уточнений и согласований Самсут торжественно вручили ваучер путевки, красочно изданный путеводитель по Кипру, а также объяснили, каким образом в Стокгольме она сможет получить свои авиабилеты. Времени оставалось в обрез, поэтому сразу из офиса Лев повез ее на автовокзал, и с учетом ежевечерних питерских пробок она вскочила в свой автобус буквально за несколько минут до отправления. На прощание представитель «Петрофона» галантно поцеловал ей руку и… жестом фокусника вложил в ее ладошку большое краснощекое яблоко. Чем окончательно сразил сердце госпожи Головиной.
«Да он одного только бензина на двадцать долларов нажег, пока со мной возился, — с умилением подумала Самсут, провожая глазами удаляющуюся мускулистую спину в крахмально-белой рубашке. — Надо
