звеним все, а тут рядом — кустодиевские фигуры, помада эдакая, пергидроль опять же. Только между нами и ими — колючая проволока, ров, вал, а внутри полноватые мужчины в советских очках. Хоть эвакуируйся. И главное, мне своих занять решительно нечем. Уборкой уже не отделаешься.
— Ладно, — говорю, — мужики, хорош глазеть, пошли по лагерю прогуляемся.
Никакой реакции.
— Ну и хрен с вами.
Развернулся, пошел в палатку. Они даже не пошевелились.
Ложусь на матрац, беру Толстого, «Кавказского пленника» — Руслану теперь не до него. Пытаюсь читать. Получается не очень.
Думаю: сколько они будут так стоять, молча, неподвижно? Надоест когда-нибудь?
Прошло часа два, наверное. Слышу — шаги. Заходят молча. Садятся на табуретки, Муха падает на матрац.
Тягостное молчание.
Потом Муха, сдавленным голосом:
— Это ва-а-аще.
Вакула, еле слышно:
— Да-а-а, ббблядь.
Руслан смотрит на меня, говорит:
— Пойдем, дело есть.
Я, конечно, не столько заинтригован, сколько встревожен.
Выходим.
Руслан закуривает, руки дрожат, смотрит на меня пронзительным взглядом и говорит:
— Слушай, а что это?
— Что — это?
— Ну, женщины эти, они кто? Откуда?
Вижу — парень на грани, пытаюсь говорить спокойно, но строго:
— Слушай, Руслан, я не знаю, кто они и откуда, я только точно могу сказать — давай без самодеятельности. Все эти рвы неспроста. Тут проблемы могут быть покруче, чем с поварихами.
Руслан опускает глаза, кулаки сжимаются:
— Я больше не могу.
Ну что мне было делать в такой ситуации? Оставалось только время тянуть.
— Руслан, давай так договоримся: ни ты, ни ребята ничего пока сами не предпринимайте. Я попытаюсь разузнать, что к чему, подход к ним найти, может, нащупаю какой-нибудь вариант. А вы пока не дергайтесь, ладно?
Он вскидывает глаза, хватает меня за плечи, резко встряхивает.
— Сылушай, Кыра, я тэбя очен прашу — сдэлай что-ныбудь!
Я просто обалдел.
— Руслан! Ты чего? Что с тобой?
— А? Что?
— Да акцент! Откуда он вдруг взялся?
Руслан растерянно смотрит на меня:
— Да? Не знаю. Не было никогда. А что, я с акцентом заговорил?
Так я окончательно понял, что дело швах.
Весь следующий день посвятил спокойным, внимательным наблюдениям.
Тихо у них было очень. Сидели в домиках своих.
Через окна видно было — пишут что-то. За столами сидят и пишут.
Дамочки иногда во двор выходили, в туалет, по дороге хихикали. Довольно звонко.
Мужчины выбирались покурить. Каждый час, я по часам засекал. Пять минут перекур, и обратно — писать. Еще очки протирали.
В общем, ничего существенного. Кроме одного. Я заметил (или мне показалось), что они друг другу совершенно неинтересны. Точнее, эти женщины совершенно не интересовались этими мужчинами.
Интересовались ли эти мужчины этими женщинами, не могу сказать — это не так важно было.
Вечером поделился наблюдениями с товарищами. Товарищи излучили сдержанную порцию оптимизма.
Я тоже был заинтригован.
А на следующий день я помыл голову. Делалось у нас это так: в чайнике на буржуйке подогревалась вода, потом переливалась в пластиковую бутыль и сбоку от палатки происходило омовение. Товарищ, в данном случае Муха, лил мне на голову, а я, соответственно, ее мыл.
Муха, правда, лил в основном за шиворот, и дискуссия у нас на эту тему была довольно энергичная, но подробности передавать не буду — вы нашу лексику и так хорошо знаете.
Все эти муки пришлось претерпеть из-за того, что бани у нас своей не было, пользовались батальонной, а это только раз в неделю.
Потом побрился с холодной водой (Муха всю горячую безответственно израсходовал).
Потом переоделся в новенький камуфляж, купленный по случаю в палатке Военторга, переобулся в «Гриндеры» (высший шик) и, сопровождаемый горячими напутствиями товарищей, отправился на дело.
Какого-то специального плана у меня не было. Решил действовать по вдохновению. В таких делах, знаете ли, ничего планировать нельзя. Бесполезно. Карта либо ляжет, либо нет.
Выхожу из кемпинга, огибаю по периметру, подхожу к соседской территории и упираюсь в колючую проволоку. Перелезать через всю эту линию Маннергейма смысла нет. Могут не так понять. Надо идти к подъемному мосту, то есть к доскам, переброшенным через ров.
У них там, правда, солдат стоит, в каске, с автоматом, внутрь все равно не пустит, но мне это пока и не нужно. Мне надо информацию сначала подсобрать. Вот с этим бойцом и поговорю. Он-то наверняка знает, что к чему.
Часовой на посту, конечно, не имеет права разговаривать, но я его коррумпирую.
Надо сказать, что в Чечне есть безотказный способ подкупа рядового состава — табак. Это для них такой дефицит, что за пару сигарет можно много вопросов решить, а если уж пачку предложить, он меня и ночью к ним сам проведет. А если блок… Страшно подумать.
Вы заметили, что я уже начал планировать?
Подхожу к мосту, размышляю, с чего разговор начать — с двух сигарет или сразу с трех, и вдруг, о, по досочкам, мне навстречу — «три грации». Говорил же, что бесполезно планировать.
Идут себе, а на меня заинтересованно так смотрят. Конечно, голова чистая, камуфляж с иголочки, «Гриндеры» опять же. Да и общий вид у меня такой, нездешний, экзотический.
Изображаю на лице галантно-изумленное выражение, типа падаю от их красоты. А они и правда ничего, я говорил уже — помада такая импрессионистическая, кудряшки, химия различная, формы совсем не отталкивающие…
— Здравствуйте, — говорю, — милые дамы.
— Здрасссьте.
— А мы, между прочим, соседи.
— Да что вы? — кокетливо так, — А вы кто будете?
Ну, тут я на стратегический простор вырвался. И давай им про телевидение, про наши интересные трудовые будни, про «Поле чудес», про билеты на «Поле чудес», естественно, которыми я их завалю просто. В общем, успех полный.
Посчитал уже свою миссию успешной и задал совершенно уместный вопрос:
— А вы откуда?
— А мы с военной прокуратуры.
