враждебное и даже презрительное отношение того или иного христианского писателя к философии отнюдь не означало, что он не испытал влияния нехристианской и неиудейской мысли. Замечательным примером в этом смысле является Тертуллиан (ок. 160-ок. 220). Когда он считал нужным, он мог выражать крайнее презрение к философам - особенно когда размышлял о Библии как единственном подлинном руководстве к спасению. По его мнению, Афины и Иерусалим, как он выражался, не имеют между собой ничего общего. В то же время он принимал некоторые идеи, идуищие от стоицизма.
Вообще говоря, среди христиан, мыслящих шире, возобладала иная установка. Даже те, кто с известным недоверием относился к философам, вынуждены были согласиться, что некоторые языческие авторы ближе других подошли к религиозным истинам, признаваемым иудеями и христианами. Не желая, однако, объяснять этот факт силой самой философии, они выдвинули чрезвычайно спорную теорию, согласно которой такие мыслители, как Платон, делали заимствования из Ветхого Завета[17] Другие христианские писатели шли в ином направлении, утверждая, что божественное Слово, или Logos[18], которое просветляет каждого человека, входящего в мир[19], позволило философам - одним больше, другим меньше - достичь частичного познания религиозной и нравственной истины. Таким образом, была предложена точка зрения, согласно которой иудеи были просветлены благодаря Закону и пророкам, греки же были просветлены, пусть и в меньшей степени, через философию. Закон и пророки, с одной стороны, и философия - с другой, предвосхищали Евангелие.
Эта точка зрения несомненно оставляла за греческой философией некоторую положительную ценность. Однако с равной несомненностью она предполагала, что философия, если рассматривать ее как поиски нравственной или религиозной истины или как путь к спасению, перестала выполнять свою функцию. С точки зрения христианских писателей, поиски создателя и отца вселенной, по выражению Платона, а также поиски знания о конечной цели человека и способе ее достижения достигли цели в христианской религии. Логические и философские категории могли, конечно, использоваться как орудия теологии и для развития всеобъемлющего христианского истолкования мира. Однако в том, что касается знания о Боге и о цели или задаче человеческой жизни, поиски истины уступили место обладанию ею.
Положительная оценка греческой мысли, особенно платонизма, как приближения к истине встречается даже у некоторых апологетов II в., особенно у Юстина Мученика в 'Диалоге с Трифоном'[20], но более характерна для христианских мыслителей из Александрии, города, где впервые возникла яркая и процветающая христианская интеллектуальная жизнь, объединенная вокруг катехизической школы. Эта школа, которая ассоциируется главным образом с именами Климента Александрийского (ок. 150 - ок. 213) и Оригена (ок. 185 - ок. 254), может быть названа теологическим институтом, занятым библейской экзегезой, а также осмыслением и теологическим оформлением содержания христианской веры. Ведущие мыслители этой школы в своих спекуляциях испытали значительное влияние греческой мысли.
Климент Александрийский, обратившись в христианство, продолжил линию, намеченную Юстином Мучеником. Иными словами, он рассматривал греческую философию как положительное приготовление к христианству, как наставницу, в обязанности которой входило воспитание греческого ума, с тем чтобы он смог вместить истину, сообщенную в откровении через Христа. Как прежде Юстин Мученик, Климент соглашался, что греческие философы сделали заимствования из Ветхого Завета и исказили то, что заимствовали. Однако эта мысль соединилась у него с убеждением, что философы, особенно Платон, достигли некоторого знания истины благодаря иллюминации, исходящей от божественного Логоса. Кроме того, Климент рассматривал философскую спекуляцию не просто как приготовление к христианской мудрости, но также как орудие, позволяющее постичь, уяснить и выразить эту мудрость. Он противопоставлял христианский gnosis, или знание, которым обладают наиболее широко мыслящие христиане, не только непросвещенной вере, но и предположительно более высокому и эзотерическому знанию еретиков-гностиков[21]. Так, только широко мыслящие христиане понимают, что все имена, которые приписывают Богу как предикаты, в действительности неприложимы к нему, поскольку он превосходит нашу способность понятийного постижения.
Видимо, здесь сказалось влияние Филона[22], хотя Климент ссылается также на замечания о трансцендентной природе Блага, высказанные Платоном в 'Государстве'. В то же время высокая оценка Климентом греческой философии была отнюдь не безоговорочна. Ведь он приписывал ей положительное значение лишь постольку, поскольку она может быть в некоторых случаях представлена как приближающаяся к христианской истине. Греческая философия интересовала его не сама по себе, но лишь как приготовление к христианству.
Вместе с другими христианскими писателями античности он считает настоящим философом христианского мыслителя, а христианство - подлинной 'философией', или мудростью.
Самым замечательным представителем христианской школы Александрии был Ориген[23]. Человек, принявший мученичество за веру в правление императора Деция, он был убежденным и пламенным христианином. В то же время он был наделен мощным умом, склонным к спекулятивному мышлению, и некоторые детали его учения вызвали обвинение в неортодоксальности. В общем, можно сказать, что он развивал христианское мировоззрение с помощью философии, особенно платонизма (в форме, которую тот принял тогда в эллинистическом мире'), но также, в какой-то мере, стоицизма. Его трактат 'О началах' выражал мировоззрение философски мыслящего теолога, тогда как в своей более поздней апологетической работе 'Против Цельса' Ориген посчитал возможным обратиться к определенным аспектам греческой мысли, противопоставив ее нападкам Цельса на христианскую религию.
Согласно Оригенову видению или толкованию реальности, в ней имеет место исхождение из Бога и возвращение к Богу, представляемому как Единое, которое отождествляется с Отцом. Единое трансцендентно относительно сущности и сущего, но может быть описано как благо или, скорее, как Благо само по себе, абсолютная благость. Творение есть выражение, передача или распространение благости, исходящей из Бога в силу необходимости его природы, поскольку, так сказать, он есть то, что он есть. Посредником в творении является Логос, заключающий в себе идеи, или вечные образцы творения, архетипы, содержащиеся в божественном уме, отождествляемом Оригеном со вторым Лицом Троицы, Словом, о котором говорится в прологе к четвертому Евангелию. Поскольку платоновская идея души мира считается приблизительным выражением христианского учения о Святом Духе, можно сказать, что Ориген толковал христианскую веру в Троицу в свете неоплатонической иерархии (или, точнее, в свете среднего платонизма), т. е. использовал последнюю для разъяснения первой.
Что касается человеческих душ, Ориген предложил теорию предсуществования, согласно которой человеческие души существовали еще до своего соединения с земными телами. В этом состоянии предсуществования они стали отчужденными от Бога в свободном греховном акте и, так сказать, низошли в эту смертную жизнь. Это отпадение от Бога есть центробежное движение прочь от подлинного центра души, которое уравновешивается центростремительным движением - возвращением души к Богу и ее окончательным облечением в духовное тело. В конце концов все души и даже, видимо, падшие ангелы вернутся к Богу, который будет тогда, говоря словами св. Павла, 'все во всем'[24].
Некоторые теории Оригена, несомненно, не согласуются с Библией в ее обычном понимании. Однако он различал разные уровни толкования Библии, соответственно уровням, различимым в человеческом существе. Буквальное толкование Писания, по его мнению, представляет самый низший уровень, соотнесенный с уровнем 'плоти' в человеке. Более высоким уровнем был уровень, наделенный этическим или нравственным значением и соотнесенный с уровнем души, тогда как аллегорическое толкование Писания соответствовало уровню духа в человеке. Аллегорическое толкование Писания, разумеется, не было новшеством. Оно широко практиковалось, например, Филоном. Важнее всего, однако, было то, что оригеновская схема уровней толкования открывала широкий простор для философского или спекулятивного толкования Библии. Исходя из более позднего различения, проводимого между теологией и философией, мы можем сказать, что Ориген развивал христианскую спекулятивную теологию с помощью идей, почерпнутых из философии или подсказанных ею. Сам же он считал, что развивает христианскую 'философию' (понимаемую им как мудрость), подготовлением к которой была философия нехристианская.
