сожаления бесполезны.
Четырнадцатый век: Уильям Оккам
Средневековые мыслители, которые соединяли теологическое умозрение с философским, жили главным образом в XIII в, хотя некоторые из них, например Дунс Скот, умерли в начале XIV в. Системы некоторых из этих мыслителей остались на века существенно важными частями доктрин, характерных для определенных школ. Поскольку эти школы, как правило, были связаны с религиозными орденами, им было гарантировано долголетие. Аквинат стал официальным учителем доминиканского ордена еще до конца XIII в. В более позднее время францисканцы стали считать Дунса Скота своим главным интеллектуальным светилом[406].
А орден отшельников св. Августина признал своим учителем Эгидия Римского. С течением времени школы смогли создать изобилующие учеными толкованиями образцовые комментарии к сочинениям и идеям своих патронов. Первым выдающимся комментатором Аквината был Иоанн Капреол (ок. 1380-1444), за которым последовал знаменитый Каэтан (Томмазо де Вио, 1468-1534). Однако в творческом отношении XIV в. был для этих школ не очень плодотворен.
Все вместе они представляли 'старый путь' (via antiqua) в противоположность 'новому пути' (viа moderna), который связан в особенности с именем Оккама.
Новое движение обычно называют номиналистическим, или терминистическим. Оно характеризуется, в частности, развитием логики, начавшимся в XIII в. и в значительной мере представляющим оригинальный вклад средневековья в логические исследования; основное внимание уделялось здесь анализу функций терминов в высказываниях. Действительно, когда слово 'терминизм' употребляется для обозначения определенных логических разработок, а не как синоним номинализма вообще, то оно связывается главным образом с теорией suppositio, а именно с учением о фунции подразумевания предметов, присущей самостоятельному термину в высказывании. Вскоре мы обратимся к этой теме.
Другой особенностью нового движения был интерес к аналитической трактовке конкретных проблем, а не к осуществлению всеохватывающих синтезов. Подход к философским проблемам был преимущественно аналитическим, критическим и иногда эмпирическим Кроме того, существовала сильная тенденция рассматривать как вероятностные те аргументы, которые прежде считались строгими доказательствами. У нас уже был повод указать на эту тенденцию в связи с мыслями Скота о бессмертии. У мыслителей XIV в, например у Оккама и в еще большей степени у Николая из Огрекура, мы можем найти радикальную критику традиционных метафизических аргументов.
Одним из результатов этого подхода было усиливающееся размежевание теологии и философии. Значительная часть традиционной метафизики, которая служила как бы мостом между двумя этими дисциплинами, была отдана в ведение веры; логика же и то, что можно назвать анализом, все более становились предметом занятий философов. Отсюда, конечно, не следует, что этими двумя дисциплинами занимались два разных круга людей, разделенные непроницаемой перегородкой. Уильям Оккам, например, был теологом, философом и логиком, не говоря уже о его активном участии в политической полемике. Однако это не меняет того факта, что тесные связи между философией и теологией, которые большинству мыслителей XIII в.[407] казались естественными, под напором критики стали разрушаться. Это очевидно как в метафизической области, где сомнению в обоснованности традиционных аргументов сопутствовала изрядная доза теологического фидеизма[408], так и в области этики, где, во всяком случае у некоторых мыслителей, существует сильная склонность ставить моральный закон в зависимость от божественной воли, а значит, укреплять и развивать тенденцию, различимую уже у Дунса Скота. Попытка Аквината синтезировать аристотелевскую и христианскую этику обнаруживает явные признаки путаницы.
То, каким образом некто рассматривает мысль XIV в. безусловно, в весьма значительной степени зависит от его личных теологических и философских взглядов. Последователи Аквината, естественно, были склонны смотреть на XIV в. как на время, когда средневековый синтез (точнее было бы сказать, синтезы) стал разрушаться под напором несправедливой критики. Конечно, они различались в своих оценках ситуации. Некоторые считали номиналистическое движение откровенно предосудительным. Другие, будучи готовы отвергнуть номиналистическую критику традиционной метафизики, не обнаружили особой привязанности к закосневшему обществу или неизменной культурной ситуации. В целом, однако, томисты расценивали XIII в. как высочайший пик философской мысли средних веков, а XIV в. - как кризисную и даже деструктивную фазу мысли, которая, несомненно, имела место в соответствии с общим правилом (спекулятивную и созидательную мысль сменяет критика ее предпосылок), но которой не удалось возвыситься до уровня предшествующей фазы. На противоположном полюсе находятся мыслители, которые по разным причинам с нескрываемым одобрением рассматривают новое движение мысли в XIV в. По мнению одних, оно представляет собой борьбу за избавление христианской веры от порчи, вызванной греческой и мусульманской метафизикой. По мнению других, оно выражает понятие философии, которое гораздо больше схоже с их собственным, а именно понятие философии, заключающейся главным образом в логических исследованиях, анализе и критике предпосылок. Вполне понятно, что многие современные философы, изучая сочинения великих теологов XIII в., должны чувствовать себя как на чужбине, обращаясь же к логическим исследованиям XIV в. - почти как дома. Может сложиться впечатление, что, например, Уильям Оккам, несмотря на свои твердые теологические убеждения, чувствовал бы себя более или менее непринужденно в дискуссионном кружке нынешних философов-аналитиков.
Излишне говорить, что по отношению к распространившейся в XIV в. критике традиционных метафизических аргументов вполне уместен, с философской точки зрения, вопрос о том, была ли эта критика обоснованна или необоснованна. Бесполезно называть ее 'деструктивной', если по существу она совершенно обоснованна. Далее, хотя некоторые люди и склонны сожалеть о смещении интереса в университетской или академической философии к логическим и аналитическим исследованиям, уместен вопрос о том, было ли в этих исследованиях что-либо достигнуто. Пылкому энтузиазму в отношении спекулятивной метафизики вполне могли сопутствовать ценные логические разработки. Учения об отделенных интеллигенциях, деятельных разумах, божественных идеях и проч. приходятся по вкусу далеко не всем. Конечно, то же самое касается исследований логических парадоксов, природы импликации или пропозициональных функций терминов. Однако не лишено смысла предположение, что в исследованиях второго типа никогда не теряется надежда достичь где-то результата, тогда как от изучения движений небесных тел, проводимого до становления астрономии как науки, вряд ли можно ждать чего-то, кроме впечатляющих спекуляций. Можно справедливо возразить, что метафизика XIII в. далеко не сводилась к пустой спекуляции, которой было суждено со временем уступить дорогу научному исследованию. Это совершенно верно. Но средневековая метафизика, конечно, включала в себя значительную долю концептуального анализа.
С течением времени новое движение оформилось в так называемую номиналистическую школу. Но коль скоро речь идет о XIV столетии, то предпочтительнее говорить о движении мысли, нежели о школе. Это движение не ограничивалось каким-то одним городом, отдельной корпорацией или религиозным орденом. Оно имело сильное влияние в некоторых новых университетах, основанных к концу XIV в., однако проникло и в старые университеты, например в Оксфордский. Что касается религиозных орденов, то выше уже упоминалось о соединении школ с определенными орденами, но это не означает, что ордены были невосприимчивы к влиянию этого нового движения. Оккам был францисканцем, и его влияние ощущалось не только в его собственном, но и в других религиозных сообществах.
Кроме того, влияние нового движения не только не ограничивалось каким-то отдельным центром или корпорацией, но и не всегда было единообразно по характеру. Некоторых философов привлекала терминистическая логика, и они сосредоточивались в особенности на логических исследованиях, тогда как другие больше интересовались критическим анализом философских идей и аргументов. Далее, хотя некоторые из тех, кто критиковал традиционную метафизику, по-видимому, очень мало задумывались о теологических импликациях своей критики, другие видели в такой критике путь к желанному освобождению веры от тирании рационалистической метафизики нехристианского происхождения. Короче говоря, новое
