еще столь красива, что ни одно сердце, даже твердое, как скала, не могло не взволноваться. Я уверен, если б эта дама прожила еще сто лет, она бы не постарела ни лицом, ни телом. Жаль, что земля скрыла от нас это прекрасное тело!».
Похоронили легендарную красавицу в Фонтенбло, и забальзамированное тело Дианы де Пуатье пролежало в склепе нетронутым почти два столетия. В годы Великой французской революции санкюлоты, пришедшие в Фонтенбло с одним желанием – дотла сжечь этот замок – символ незыблемости королевского величия, захотели бросить тело фаворитки Генриха II в общую могилу и вскрыли ее гроб. Перед собравшимися предстала все та же прекрасная, не тронутая тлением Диана-охотница: правильный овал лица, чувственный рот, нежные веки с темными густыми ресницами, прикрывшие глаза… Она казалась спящей, и только грубые прикосновения, обратившие платье красавицы в прах, разрушили сказочное ощущение ее присутствия в реальном мире. Только один из солдат успел отрезать ножом шелковистую прядь волос, которых с благоговением касался влюбленный Генрих II.
Тело Дианы было погребено в общей могиле, а воспарившая на небеса около двух столетий назад душа, все так же нежась в объятиях любимого Генриха, наверное, насмехалась над беснующейся толпой.
Фонтенбло на закате изящного века
Маршал де Мирепуа старался убедить ее всеми силами: «Он не любит вас. Он любит вашу лестницу», – но она не слушала его хотя бы потому, что любовь – всегда загадка. Она тоже видела, что король явно неравнодушен к ее лестнице в Фонтенбло, но это ведь означает, что и к ней самой. Комнаты маркизы де Помпадур, очаровательной, остроумной, веселой, всегда готовой выслушать и понять собеседника, находились на втором этаже в крыле замка, выходящем на север.
Она сама с удовольствием наблюдала из окон, как его величество каждый день входил в парк и поворачивал налево, к ней. Сегодня любой посетитель Фонтенбло может видеть ту же самую картину, что ежедневно открывалась взору этой удивительной женщины – аллеи аккуратно подстриженных деревьев, фонтан Дианы; может слышать те же звуки – пенье птиц рядом с прудом Карпов, плеск воды. Единственное, что невозможно услышать, – это звуки королевской охоты, незабываемый тембр голоса Людовика XV, неотразимый, немного хрипловатый лай собачьей своры, рожки егерей. Теперь здесь царит полная тишина, а комнаты, тускло освещенные солнцем, даже летом кажутся холодными и почти совершенно темными.
Когда-то все было совсем не так. В покоях маркизы всегда было оживленно, всюду толпились посетители и придворные. В ее комнатах вовсе не было так пусто, как теперь, но наоборот, тесно из-за многочисленных коллекций, рисунков, вышивок, набросков, планов и карт. Птицы, животные, письма, украшения, косметика, книги – все, что только можно себе представить. И кругом – бесчисленное множество цветов, ароматом которых буквально пропитан воздух… Стены ее покоев, когда-то окрашенные в нежнейшие пастельные тона, покрывала очаровательная живопись Мартена. Прежними остались лишь деревянная обшивка и планировка. Сохранилась даже небольшая комнатка горничной.
Мадам Помпадур покровительствовала писателям и художникам совершенно в духе традиций ушедшего Ренессанса. Она вдохновляла современников, была истинной ценительницей изящного искусства, обладала эрудицией и невероятной энергией, а интуиция маркизы была достойна настоящей творческой личности. При ней художники старались выложиться без остатка, она же если и высказывала новые идеи, то в такой деликатной форме, что никогда никто не смог бы пожаловаться, будто она задела чье-то самолюбие. Маркиза испытывала постоянную нужду в деньгах, хотя в это трудно поверить историкам. Утешает только то, что и немногие из современников мадам Помпадур верили в это. Она же отзывалась о королевской щедрости следующим образом: «Да, он никогда не отказывается поставить свою подпись под суммой в миллион. Главное, чтобы она не была оплачена из его собственного кошелька». Денег ей все время не хватало, а когда она умерла, в ее комнате обнаружили всего несколько луидоров.
Правда, осталась огромная коллекция произведений искусства, которой хватило на несколько музеев, и ее распродали в течение восьми месяцев. Искусство было главным в жизни мадам Помпадур, в противовес заботам о хлебе насущном. В отличие от другой королевской фаворитки, мадам Дюбарри, и от королевы Марии-Антуанетты она всегда расплачивалась полностью с деятелями искусства, работавшими по ее заказам. После ее смерти не осталось ничего, хотя и принято утверждать, будто маркиза стоила Людовику XV 36 миллионов ливров, однако почему-то совершенно не учитывается тот факт, что все эти художественные коллекции и многочисленные дома были построены на не принадлежавших ей землях и, соответственно, отошли к королю. В результате коллекции стали неплохим вложением капитала для страны, если бы не одно «но». Все, что было создано мадам Помпадур, в период революции 1789–1794 годов было растащено или просто безжалостно уничтожено. Фонтенбло был разрушен почти до основания, а вещи, принадлежавшие маркизе, разошлись по многочисленным частным коллекциям зарубежных собирателей.
Страсть маркизы ко всему прекрасному передалась и королю. До нее он как будто не интересовался искусством: не читал книг, не желал учить музыке детей, даже о политике не говорил вне стен своего кабинета – боялся, что сплетни разойдутся по всей стране, и вдруг внезапно для него, как и для нее, творчество превратилось в отдушину. Охоту он обожал и мог говорить о ней бесконечно, благо и предмет для разговоров представлялся совершенно невинным. Конечно, для человека действительно культурного и образованного этого было совершенно недостаточно. И здесь также не обошлось без влияния маркизы. Она не могла смотреть, как терзается Людовик, и выбрала специально для него тему для разговоров, чтобы он мог говорить, не опасаясь ничего. По ее инициативе, а несколько позже и самого короля, покупались, постоянно обновлялись и реставрировались дворцы и дома, приобретались шедевры живописи и скульптуры, разбивались новые роскошные парки и сады. Постоянно обновлялись и личные покои короля. Для их достойного обрамления служили картины, новая мебель, серебро и бронза, статуи и вазы. И как же королю было не любить лестницу маркизы де Помпадур, если, поднимаясь по ней, он знал: в ее покоях обязательно приготовлено нечто совсем новое, изумительное, будь то чудные безделушки или новый проект, придуманный прекрасной маркизой. Мало того, из этого нового ему придется даже выбирать то, что понравится больше всего.
Кроме того, с мадам Помпадур он никогда не скучал: в искусстве вести светскую беседу равных ей не было. До нее никто и никогда не давал королю возможности узнать, как можно наслаждаться общением с человеком: этого не умели ни его прежние фаворитки, ни королева. Он никогда до этого столько не смеялся со своими любовницами. До нее короля могли развлечь только приятели, особенно Морепа и Ришелье. Теперь же Людовик хохотал вместе с мадам Помпадур. У нее была великолепная память, и знала она множество историй, вплоть до полицейских рапортов из Парижа, регулярно поставлявшихся в Фонтенбло, хотя подобные рапорты сильно напоминали нынешнюю привычную для всех желтую пресс у. Маркиза обязательно пересказывала своему любовнику все самое интересное, что вычитывала в отчетах о происшествиях в столице. Помимо этого, существовала еще и цензура, что ни для кого в то время не являлось секретом. Маркиза имела право изымать из почты частные письма, что и делала, но исключительно для того, чтобы иметь очередную тему для беседы и возможность развлекать короля. Когда королю надоедало смеяться, маркиза развлекала его игрой на музыкальных инструментах, пением или зачитывала длиннейшие многочасовые монологи из пьес, поскольку знала их множество. И хотя Людовик никогда не жаловал театр, однако после общения с маркизой он стал им живо интересоваться. Кроме того, с ней можно было не опасаться неприятных сюрпризов: маркиза всегда приглашала на ужины только хорошо знакомых людей, самых верных друзей и никогда – незнакомых. А веселая атмосфера будет обеспечена, в этом можно было не сомневаться.
Только одно беспокоило маркизу – полное несходство темпераментов – своего и возлюбленного короля. Его характер был пылким, почти испепеляющим, тогда как она всегда холодна и сдержанна. Физическая сторона любви не просто не интересовала ее, она утомляла. Каждое свидание превращалось в экзамен, который она постоянно боялась не сдать. Маркиза задолго начинала готовиться к нему и при этом беспокоилась, что король будет разочарован или как-нибудь догадается об одном из ее дамских секретов. В результате ее и без того слабое здоровье оказалось окончательно расстроенным. Обеспокоенная горничная мадам Помпадур была вынуждена обратиться за помощью к ближайшей подруге маркизы, герцогине де Бранка.
– Боюсь, она просто убьет себя, – сказала горничная. – Я давно замечаю, что мадам питается только
