результатов.
При таких обстоятельствах план наступления на Зеебрюгге и Остенде не получил одобрения. Адмиралтейство, хотя и очень озабоченное вопросом уничтожения подводных баз немцев, тем не менее заявило, что удержание противником Зеебрюгге и Остенде не является решающим фактором в вопросе нашего положения на море.
Правительство, со своей стороны, не желало утверждать плана, который, требуя громадных потерь в людях, удлинял фронт до голландской границы и окончательно втягивал всю нашу армию во Францию. К этому выводу пришли 8 января, продолжая обсуждение вопроса о выборе нового оперативного направления, причем общее мнение склонялось к тому, что оно может быть найдено только в Средиземном море. Одной из возможностей представлялось нападение на Австрию через Триест или через какой-либо другой пункт в Адриатике, но эта возможность отпадала до выступления Италии, и к тому же на неприятельском побережье не было подходящего места для оперативной базы. Салоникское направление имело свои выгоды, но при непременном участии Греции, а Греция уже заявила, что не может ничего предпринять, пока ей не будет обеспечен нейтралитет Болгарии. Таким образом, оставалась Турция. После тщательного изучения генеральным штабом возможного турецкого театра лорд Китченер пришел к заключению, что наилучшим объектом нападения являются Дарданеллы. Он считал, правда, еще не окончательно, что для этой цели потребуется не более 150 000 человек. В то же время он склонялся и на операцию второстепенного характера — атаку Александретты силами 30 000―50 000 человек, которые могли быть в скором времени получены из Египта.
Еще 19 ноября было решено высадить австралийские и новозеландские войска в Египте для окончания там их обучения; 15 декабря эта высадка закончилась.
Ввиду того, что необходимость защиты Франции оставалась попрежнему на первом плане, решение не предпринимать ничего до выяснения результатов следующего германского наступления оставалось в силе.
Однако, предложения Китченера говорили сами за себя. По его мнению, Дарданеллы были местом, наиболее удобным для развития соединенных операций армии и флота, и именно там мы могли надеяться достигнуть наибольших политических, экономических и финансовых результатов. Необходимость в них была настолько велика, что приходилось удивляться не тому, что план Китченера встретил сочувствие, а тому обстоятельству, что его сразу же не осуществили. Но пока французское высшее командование продолжало пылко верить в возможность повторения успехов на Марне и пока территория Франции оставалась под пятой врага, Париж не мог смотреть на дело теми же глазами, что и Лондон. Наше правительство, готовое попрежнему оказывать помощь в ожидании нового наступления, по всем данным неминуемого, относилось более чем скептически к возможности успехов. В лучшем случае оно рассчитывало на сохранение союзными армиями занимаемых позиций. Сообщение Френча подтверждало господствующий взгляд, что раз борьба на фронте переходит к обороне, очень мало шансов прорвать фронт противника, не имея значительного перевеса в силах, а потому нет другого выхода, как развернуть неограниченный человеческий запас России. Россия имела в своем распоряжении несметные количества людей, и ей требовались лишь винтовки, боевое снабжение и финансовая помощь. До ее вооружения общее наступление союзников не могло преодолеть преимуществ, которыми, благодаря своему центральному положению, располагали Германия и Австрия. Пока же Дарданеллы оставались закрытыми, русского гиганта нельзя было вооружить. Германия, втянув в войну Турцию, создала немыслимое препятствие на путях сообщения России с западными державами, и пока оно не будет устранено, никакие соединенные усилия союзников не смогут раздавить сопротивления столь мощного военного государства, как Германия.
Эти рассуждения чисто стратегического характера достаточно говорили за себя, но, кроме того, они открывали и другие перспективы. В случае успеха создавалась исключительно благоприятная политическая обстановка. Кольцо врагов, окружившее центральные державы, замыкалось, и они лишались возможности развернуть военные действия вне европейского континента. То же самое сделали мы в свое время в Средиземном море с Наполеоном.
Представлялся случай одним ударом уничтожить все опасности, грозившие Египту, укрепить положение в балканских государствах, поднять свой престиж среди арабов и положить конец колебаниям Италии. В особенности балканские дела требовали принятия решительных мер. В середине декабря сербам удалось очистить свою территорию от врага, но Германия не могла мириться с таким положением и требовала, чтобы Австрия так или иначе прикончила Сербию, так как ей необходимо получить прямую дорогу в Турцию. Наш несчастный маленький союзник был совершенно изолирован, получая помощь лишь микроскопическими дозами, изредка просачивающимися через нейтральные государства; другой помощи мы не могли ему оказать. Средств спасения Сербии и наших жизненных интересов на Ближнем Востоке не было. Единственно, что могло помочь делу, это выступление прочих балканских государств против Германии. Дипломатия, имея такого противника, как Фердинанд Болгарский, не могла сделать многого, и требовались другие меры, чтобы поколебать легенду о непобедимости Германии. Меры эти могли быть применены только в Дарданеллах. Таким образом, политическая обстановка говорила в пользу Средиземного моря и побеждала все доводы за выбор нового операционного направления во Фландрии. Требования стратегии также были на стороне операции в Средиземном море, так как такая операция, вопреки мнению некоторых, не являлась оторванной от общего плана кампании. Она давала возможность открыть внешнюю коммуникационную линию и сулила привести к решительным результатам на главном театре.
Экономические и финансовые выгоды были не менее многообещающими. С открытием Дарданелл восстанавливался экспорт русского зерна, столь необходимого западным державам, перед которыми уже стоял грозный продовольственный вопрос, а Россия получала возможность восстановить свои пошатнувшиеся финансы. С прекращением экспорта и падением на иностранных биржах ценности рубля ее затруднения в снабжении сильно возросли. Кроме всех этих вопросов, не менее важен был и вопрос с тоннажем. В русских портах Черного моря было заперто не менее 129 пароходов, русских, союзных, нейтральных и конфискованных неприятельских, с общим тоннажем в 350 000 гросс тонн, которые с открытием Дарданелл могли быть использованы[43].
Рекомендуя Дарданеллы в качестве объекта действий, лорд Китченер руководствовался всеми приведенными соображениями, и нельзя отрицать, что его доводы достаточно говорили за себя. Кроме того, они соответствовали традиционным особенностям английской системы ведения войны — быть может, и не наилучшей, но той, которая создала Британскую империю. Однако, несмотря на все, мнение военных кругов Франции осталось непоколебленным. Немцы занимали французскую территорию, и французская главная квартира, равно как и штаб Френча, упорно держались мнения, что в течение ближайшего месяца, или около того, пока неприятель не развернул силы полностью, представляется случай выбить его из занимаемых позиций и что неиспользование этой возможности грозит катастрофой.
13 января, при участии Френча, вопрос подвергся пересмотру, но не дал для обсуждения никаких новых данных. Главнокомандующий, не скрывая, что он и Жоффр ожидают решения судьбы кампании только на восточном фронте, тем не менее продолжал настаивать на производстве, совместно с флотом, операции против Зеебрюгге. К середине февраля Китченер мог дать 2 территориальные дивизии, с помощью которых Френч рассчитывал не только опрокинуть противника и дойти до голландской границы, но и быть в состоянии удерживать новую линию фронта.
Такая изолированная операция не обещала никаких решительных результатов, но, по мнению Френча, мы не могли в это время наступать ни в каком другом месте. Хотя предложение фельдмаршала не устраняло веских возражений против дальнейших обязательств в отношении западного фронта, влияние чисто сухопутного взгляда победило, и было признано необходимым начать приготовления к наступлению, отложив окончательное решение о посылке войск до февраля.
Пока шли обсуждения планов операций, возможных в Средиземном море, адмиралтейство представило план дарданельской операции, разработанный адм. Карденом в соответствии с полученными им инструкциями, который морской генеральный штаб находил выполнимым. Одновременно появился и другой план — нападение на Каттаро, признанный заслуживающим внимания как могущий дать более быстрый и непосредственный политический эффект. Поэтому адмиралтейству было поручено, не прекращая приготовлений к наступлению на Зеебрюгге, обсудить вопрос о Каттаро и вместе с тем разработать к
