юбки.
«Вот ты где, дрянная девчонка! А ну, идем, живо!»
Няня Литти подлетает к ней, словно разъяренная орлица, хватает за плечо, встряхивает, в глазах – ...
...озабоченность, странным образом смешанная с равнодушием. Легкий кивок головой.
– Хм... Кровопускание тут вряд ли поможет.
– Вам виднее, господин доктор. Только бы не окочурилась девка, а так – что угодно, то и делайте...
...ярость, смешанная со страхом.
«Почему ты не идешь, когда тебя зовут, а? Маленькая дрянь!»
«Я не слышала»,– отвечает она и получает звонкую пощечину.
«Дерзить?! Ну погоди, миледи тебе задаст! Пошли! Не смей упираться, мерзавка! Не смей!»
«Не кричи на меня!» – А сама кричит, да еще как. Няня Литти замирает почти в ужасе, но вместо ожидаемой затрещины лишь встряхивает напрягшуюся детскую руку.
«Идем! Миледи тебе задаст...»
Светлый зал – большой, теплый в любое время года, окна распахнуты, витражные стекла сверкают в солнечных лучах. Пушистый щенок выкатывается из-за угла и с заливистым лаем летит к своей маленькой хозяйке. Она наклоняется, тянется к нему тоненькими детскими пальцами, но няня Литти встряхивает ее снова, тянет дальше: «Миледи тебе сейчас задаст!..»
Миледи Мама сидит в дальнем конце зала, стройная, красивая. До чего же красивая. Она сама такой никогда не будет. Гэрет красивый, и Райдер красивый, они похожи на Миледи Маму, а она некрасивая, она похожа на отца. И красивой никогда не станет. Никогда.
«Литти, пусти ее».
«Миледи, но она...»
«Пусти, я сказала. Подойди ко мне, Диз».
Она подходит, отчего-то вдруг путаясь в подоле платья. Опускает голову, тут же поднимает, повинуясь негромкому голосу Миледи Мамы. Миледи Мама улыбается.
«Ну, Диз, что ты на этот раз натворила?»
«Она...»
«Молчи, Литти. Я говорю со своей дочерью, твоей будущей госпожой. Ну так, Диз?»
«Я...– Она сглотнула. Она чего-то боится. Но разве можно бояться Миледи Маму? Миледи Мама добрая. И красивая. Диз это знает. Но боится все равно.– Я убежала от учителя, Миледи Мама».
«Зачем ты это сделала?»
«Он... он хотел, чтобы я...»
«Чтобы ты
«Чтобы я ноги поставила
«Он имеет право кричать, Диз. Он хочет тебе добра».
«Но я не могу
«Диз даль Кэлеби,– голос Миледи Мамы становится суровым, ее красивые пальцы аккуратно сжимают плетеные ручки кресла,– через несколько лет ты отправишься в пансион. Неужели ты хочешь, чтобы твоя мать краснела за свою дочь, не умеющую танцевать, как подобает молодой леди?»
«Но я не могу, не могу и все! Я... я такая неуклюжая, я просто не могу!»
Слезы текут по ее щекам, стремительно, неудержимо, и ей так стыдно – то ли за свою неловкость, то ли за эти слезы.
«Не могу, Миледи Мама!»
«Ты должна. Запомни, Диз даль Кэлеби: ты всегда должна делать то, что говорят взрослые.
«Всегда?!»
Слезы высохли. Горло тоже. Горло – высохшая пустыня, без травинки, без капли влаги.
Миледи Мама улыбается. Да, она понимает.
«Всегда, Диз. Взрослые знают, что говорят. Они хотят как лучше. Поверь».
«Всегда?.. Миледи Мама...» – шепчет Диз, но ее мать то ли не слышит, то ли просто улыбается.
«Так что вернись в классную комнату, извинись перед учителем и продолжи урок. Я хочу, чтобы моя дочь стала блистательной молодой леди. Чтобы она умела все, что должна уметь блистательная молодая леди».
«Да, Миледи Мама»,– шепчет Диз и приседает в реверансе. Она может кричать на няню Литти, но мама всегда права. Потому что любит ее. Тот, кто любит, всегда прав.
«Диз. Подойди ближе».
Она замирает в незавершенном поклоне, медленно выпрямляется. Подходит.
Рука на ее плече – такая...
...тяжелая, грубая, трясет, переворачивает, туго стягивает чем-то и причиняет боль.
– Менять повязки каждые три часа. Через раз наносить ту мазь, что я дал.
– Заживет?
– Если будет на то воля богов...
...нежная, надежная, родная.
«Всегда, Диз»,– одними губами говорит Миледи Мама. И улыбается.
Она кивает, опускает голову, разворачивается, выбегает из зала. Щенок с визгом бросается ей под ноги. Диз на миг замирает, потом бежит дальше – в классную, где маячит серая фигура учителя. Ну что ж, получит раз-другой тростью по рукам, невелика беда. Мама права. Взрослым виднее. Взрослые хотят сделать из нее блистательную молодую леди. У них для этого еще пять лет – ровно столько же, сколько она уже прожила, уйма времени. Они справятся. Должны справиться. И хоть она такая неуклюжая, и некрасивая, и дерзкая, и злая, она будет послушной. Потому что тогда ее будут любить. И потому что тогда будет любить она.
Вот уже классная, вот уже учитель, так быстро почему-то... Его сухие глаза без век, рыбьи глаза, не моргающие, не глядящие – слепые. Его руки – узкие юркие клешни, его трость – старая знакомая Диз, почти подруга.
«Ах, как некрасиво, маленькая леди-и-и...»
И удар! По плечу! Почему по плечу? Зачем? В чем виновато плечо?! Снова! И еще! Удар, удар – и словно не тупой палкой ударили, а пронзили насквозь арбалетным болтом. Как больно, о Боже! Зачем?! За что?! Перестаньте, перестаньте, господин учитель, перестаньте! Я буду хорошей! Я говорила с Миледи Мамой, я все поняла, и я буду хорошей! Ну перестаньте же,
Но он все бьет и бьет, хотя в глазах Диз темнеет от боли, а плечо понемногу превращается в пульсирующее кровавое месиво. Что-то не так. Нет, совсем не так – ее никогда не били в детстве. Ну, так сильно во всяком случае. Раз-другой стукнут тростью по пальцам – и все. Что-то не так. Что-то не так... Но как же больно.
«Не дергайтесь, маленькая леди, терпите, леди должны быть терпеливы...»
– Что такое?
– Да мечется, стерва! Второй раз уже повязку стянула. Орет... Бредит небось.
– Да бросил бы ее! Скорей бы издохла, туда ей дорога...
– Так нельзя! Сказали: до суда дожить должна. Чтоб все по закону...
– Тьфу! Честной народ помирает без лекарей, а этой душегубке такой почет...
– Ее и повесят с почетом, не боись.
– Ну да...
...«Терпите, терпите, маленькая леди. Терпите».
Она стерпела. Стиснула зубы и стерпела. Не впервой...
– Угомонилась наконец. Фух. Вздремнуть пойти, что ли? Ты посиди тут...
– Угу... Только зачем? Не сбежит ведь...
– Сиди!
– Да ладно, ладно. Посижу.
