Её слёзы просохли. Она выпрямилась, схватила руку Марвина и крепко прижала к своей щеке, прикрыв глаза. Несколько мгновений блаженная улыбка блуждала по её лицу, потом она вздохнула.
– Мне казалось… я была почти уверена… И… какое же счастье, что я ошибалась, – пробормотала она и вдруг поцеловала руку Марвина.
Он вздрогнул и поспешно отстранился, чувствуя, как по-глупому заливается краской. Ив встала, Марвин тоже вскочил, машинально подавая ей руку. Она ответила ему странно нежной улыбкой.
– Сядь, – сказала она.
Он покорно вернулся в кресло и снова взял подрагивающими руками кубок с грогом. Ив стояла, не пытаясь приблизиться к нему, и ласковая мечтательность, блуждавшая по её лицу, коробила его сильнее, чем прежняя ненависть.
– Он страшный человек, Марвин, – сказала Ив из Мекмиллена. – Он всё делает с улыбкой. Он так улыбается… так светло, безмятежно улыбается. И убивает тоже с улыбкой. Так же безмятежно. И не дрогнет ни на миг. Он не знает ни ярости, ни ненависти. И никогда не убивает просто оттого, что жесток. Он… не жесток. Он как ребёнок, обрывающий мухе крылья, но не со злобы, а из любопытства. Ему просто хочется знать, полетит ли муха, если ей оборвать крылья. Понимаешь?.. Это хуже всего. Когда человек озлоблен, когда он стремится причинять другим боль, на то есть причина. И эту причину можно отыскать.
Её лицо снова изменилось, застывшая маска тихого блаженства слетела с него, обнажив то её лицо, которого она, должно быть, не показывала никому много лет. Марвин никогда не видел подобного выражения, и не мог шелохнуться, когда Ив подошла и остановилась напротив него, заслонив собой свет.
– У тебя есть причина. – Она провела пальцами по его виску, потом по дрогнувшим было в возмущении губам. – Нет, не спорь. Ты тоже жесток, но я знаю, почему. Я знаю… как пробудить в тебе нежность. Ты просто обижен и не понимаешь, чего ждать от мира. А он… он не обижен. Не напуган, его ничто не гложет. Он… он просто – такой. И я всегда так боялась его.
Было что-то непостижимое в лёгкости, с которой дались ей эти слова. Марвин почувствовал себя чужим, нелепым и лишним, будто пьяный дебошир, с похабными песнями ввалившийся в горницу, где идут поминки. Чувство было таким сильным, что он в смущении опустил взгляд, поражаясь тому, какое невообразимое множество совершенно новых для него вещей вынудила его сделать Ив из Мекмиллена всего за один день.
Её ладонь ободряюще легла на его плечо.
– Знаешь, как Лукас впервые попал в замок моего отца? Его нашли истекающим кровью недалеко от стены. У него был разрезан бок.
Марвин недоверчиво взглянул ей в лицо. Улыбка Ив стала шире, потом, дрогнув, погасла.
– Что тебе нужно от меня и моего ребёнка, Марвин?
«Почему же ты сразу этого не спросила?» – подумал он, но одновременно почувствовал облегчение от её вопроса.
– Я ищу герцогиню Пальмеронскую, – просто сказал Марвин. – И знаю, что она была здесь.
– Была, – согласно кивнула Ив. – Но ушла ещё десять дней назад. Донесли, что король выслал к ней убийцу. Ты и есть этот убийца?
– Не думаю, – признался Марвин. – Мне кажется, они просто использовали меня, чтобы отвлечь внимание от настоящих убийц.
Ив какое-то время молча смотрела на него, потом кивнула.
– Да. Наверное. Марвин, Артенья беременна, и ушла на север, в безопасное место. Совсем скоро она родит нам нового короля, и тогда мы больше не будем врагами.
Ему стоило большого труда скрыть эмоции, овладевшие им при этом признании. Ив из Мекмиллена, неужели ты ещё беспокоишься о том, враг ли я тебе? Ты ведь не боишься меня – ты уже могла убедиться, что я и в самом деле не нёс в Мекмиллен зла. Но только как же ты не можешь понять, что вовсе не политика делает нас с тобой врагами?
– Я прошу тебя, уезжай, – сказала Ив. – И… не говори ему, что видел нас.
Она знала, что просит о невозможном, и знала, что он не станет обещать ей невозможного. Тень робкой, угасающей надежды мелькнула в её голосе, когда она спросила:
– Скажи, он… он
– Правда. Мне жаль, – ответил Марвин, и тогда она рассмеялась и поцеловала его, взяв в ладони его лицо.
– А мне не жаль, – сказала Ив из Мекмиллена. – Потому что если это был не Лукас, то, наверное, Единый.
Только покинув Мекмиллен и в сотый раз повторяя в памяти её слова, Марвин понял, что Ив назвала его Бога, а не своего.
– Ворота закрыты, мессер, поворачивайте, – сказал солдат, перехвативший узду коня, и Лукасу понадобилось посмотреть на стражника в упор, чтобы понять: его не пропускают. Мысль была далёкой и тупой, и, осознав это, Лукас испытал настоящее потрясение. Оказывается, он до того привык к совершенно безмятежному течению жизни, что не сразу смог воспринять отказ – не важно, от кого и по какому поводу.
– Проезда нет, поворачивайте в город, – грубо повторил солдат и дёрнул узду, разворачивая морду лошади. Вороной Лукаса гневно заржал, клацнул зубами у самой шеи солдата, взбешённый подобным отношением к хозяину. Сам хозяин, впрочем, был скорее ошарашен, чем рассержен. Когда солдат шарахнулся в сторону от лошадиных зубов, Лукас успокаивающе погладил коня по холке.
– Тихо, тихо. Всё в порядке, – проговорил он и посмотрел на стражника, насуплено глядящего на него из-под обода шлема. Трое его товарищей по караулу держали алебарды наперевес.
