опять покачала головой.
– Спите. Ваша сегодняшняя активность совершено недопустима.
– Я не хочу, чтобы ко мне прикасались, – угрюмо сказал Марвин.
Она взяла его лицо в ладони, блаженно холодные, как святая вода, и на несколько мгновений прижалась губами к его рту. Потом чуть отстранилась и всё с той же улыбкой посмотрела на него. Глаза у Марвина слезились, и от этого ему показалось, что её тоже слезятся.
– Даже я? – спросила она, и он смущённо улыбнулся, прежде чем вырубился снова.
Пробуждаясь, он видел её всё чаще, и даже позволял мыть и кормить себя, когда понял, что не может делать этого сам. Его разум прояснялся с каждым новым днём, но тело оставалось примерно столь же сильным и выносливым, как тело тряпичной куклы. В первый день, прошедший без единого падения во мрак или мглу, Марвин не мог даже оторвать руки от кровати, а малейшее движение головой вызывало вихрь тёмных пятен перед взглядом, грозивший очередным обмороком. Поэтому он лежал тихо, пока Ив промывала раны на его животе – те, которые он получил, пока Ойрек волок его по земле за своим конём. Марвин обнаружил, что именно эти царапины оказались самыми коварными: они плохо заживали, открываясь всякий раз, когда его били в Нордеме, и оказались крайне гостеприимным пристанищем для заразы. В результате его изрядно ввалившийся за последнее время живот превратился в сущий гобелен, изукрашенный сетью багровых полос и серых нитей гноя. Столько шрамов за раз Марвин ещё никогда не умудрялся получать. Он смотрел на собственную плоть с недоумением, и с удивлением – на безмятежное лицо Ив, промывавшей его раны и даже не придерживавшей руку, когда Марвин, скрежеща зубами, вздрагивал и корчился под её безжалостной заботой. Чем дальше отступал туман, тем сильнее он чувствовал боль, и не только на животе – левая рука тоже горела пламенем, а всё тело казалось переломанным, неумело собранным и переломанным заново.
– Руку всё-таки оставили, – сказал Марвин, чтобы хоть как-то отвлечься от ощущения, будто тысячи маленьких злобных муравьёв устроили пиршество на его животе.
Ив кивнула, не поднимая головы.
– Притт сперва решил, что дело в ней. Почти сразу же хотел отнять. Но я не позволила.
– Не позволили? – изумлённо переспросил Марвин. Он как-то не подумал, что это её заслуга, и до этого момента воображал, будто костоправа напугала его угроза.
– Конечно. Я сказала ему, что ты предпочтёшь умереть, чем жить калекой.
Она проговорила это так спокойно и уверенно, что Марвин застыл, на миг даже перестав чувствовать боль, которую причиняли ему её осторожные прикосновения. Она была совершенно права, но Марвин не мог взять в толк, как она об этом узнала. Большинство людей на его месте что угодно променяли бы на жизнь, но после всего, что случилось, Марвину такая жизнь была не нужна, и он знал это совершенно точно. И она тоже знала, хотя любая женщина на её месте предпочла бы спасти его такой ценой, пусть даже потом он навсегда возненавидел бы её за это.
А она рискнула, и они выиграли оба.
– Как ты узнала? – потрясённо спросил он.
Ив остановилась и приложила пальцы к его губам.
– Помолчи. Ты мне мешаешь.
И она снова принялась мучить его истерзанное тело, а он скрипел зубами, но потом заснул так крепко и спокойно, как не спал уже много недель.
Наутро он проснулся в поту и бреду, чувствуя, что совершенно позабыл что-то очень важное. Увидев Ив, схватил её за руку, не думая, что может причинить боль.
– А наследник? Наследник выжил? Ты видела его, ты его взяла?
– Ш-ш, – она попыталась его успокоить, но он не ослабил хватку, просто не мог – пальцы свело судорогой. – Всё в порядке. Да, мальчик жив. Не волнуйся. Он очень крепкий. Покрепче тебя.
Она хотела поддразнить его, но он пропустил шутку мимо ушей.
– Жив? Правда жив? О, Единый… слава тебе. Я думал, помрёт. Он такой был весь синий, и так орал, я чуть с ума не сошёл. Он должен был умереть.
– Ты тоже, – сказала Ив, заставив его прекратить разговор.
Со временем он смог сидеть, потом вставать, но прошёл почти месяц, прежде чем стало ясно, что он всё-таки выживет. Зараза выходила из тела неохотно, будто уже попривыкнув к жилищу и собравшись отхватить его целиком. Но Марвин никому бы не отдал того, что считал своим, без борьбы. Несмотря на все старания Лукаса из Джейдри, проигрывать он так и не научился.
Однажды Марвин стоял у окна, привалившись плечом к стене и вдыхая морозный воздух. Ив отчитала бы его, если бы увидела, но Марвину уже выть хотелось в этой каменной клетке, за порог которой он не ступал с тех самых пор, как очутился в Мекмиллене. Он никогда в жизни не сидел так долго на одном месте, и тосковал, глядя на голубовато-серое небо, клочок которого виднелся из окна его тюрьмы. А ещё из него виднелся двор, и там Марвин заметил юного мессера Эдрика, упражнявшегося с мечом. Когда вошла Ив, она застала Марвина за изрыганием самых изощрённых ругательств, какие только мог изобрести его затуманенный разум. Болезнь сделала его раздражительным.
– Опять ты… – вздохнула Ив и решительно потащила его к постели. Марвин шёл и страшно ругался.
– Кто учил этого щенка держать оружие?! Ему бы на ярмарку с такой стойкой, со скоморохами скакать! И какой кретин дал мальчишке железный меч, он же полена от собственной ноги не отличит!
Ив заставила его лечь, пощупала лоб и осуждающе покачала головой.
– И чего ты так разволновался? Снова весь горишь. Зачем ты пошёл к окну, я же тебя просила! Вот велю заколотить ставни, будешь знать.
Он посмотрел на неё с ужасом, но она только улыбнулась, и он понял, что она не собирается претворять угрозу в жизнь. Внезапно на него накатило такое чёрное, беспробудное отчаяние, какого он не испытывал
